Но в этот раз мощный удар ногой в грудь заставил его насильно вырваться из мира дивных грёз, вернув его под свет раскалённого солнца. Идир, не издав ни звука, рухнул в пыль, больно ударившись плечом о камни; в груди, словно огненный шар, возник ком боли, впившийся в сухую старческую плоть. Старик с огромным трудом пришёл в себя и открыл глаза, кашляя от пыли и песка, набившихся в рот. Давно забытый привкус крови вновь ощущался на языке.
Он услышал тихое ржание лошадей, медленно поднял почти бесцветные глаза вверх и различил на фоне начавшего темнеть неба силуэты двух всадников.
— Вставай старик, — проговорил один из них, худой, с чёрными усами и блеклыми глазами, в серой рубахе и рваных штанах. Видимо, это он пнул Идира в грудь, возвращая к реальности. Он уже спешился и стоял рядом с лошадью, пристально глядя на лежащего на песке старика. — Где это мы? Есть ли кто ещё в твоём доме? Вставай!
Лошади прядали ушами, низко свесив головы к земле, обнюхивая сухой песок в поисках хоть какой-нибудь пищи — они были сильно измотаны и голодны. Второй всадник тоже покинул седло и, держа лошадь под уздцы, встал рядом с первым. Нагнувшись к товарищу, он что-то тихо прошептал, оскалился и, привязав лошадь к старой ограде, вытащил нож из ножен на поясе и скрылся в хижине, откуда тут же раздалось бряцанье бьющейся глиняной посуды, стук падающих вещей и приглушённая ругань.
Второй беглец, тоже привязав свою лошадь, склонился над кашляющим стариком, так и лежащим в пыли, и, положив сильную руку ему на плечо, больно сжал, привлекая к себе внимание.
— Ты что совсем оглох, старик! Слышишь, что говорю? Есть ещё кто в округе? Не ври мне, иначе пожалеешь!
Идир, тяжело дыша, пристально взглянул на своего обидчика и ответил чуть хрипя:
— Никого нет… лишь койот живёт вон там… — он махнул головой в сторону, где в последних лучах были видны чахлые кусты саппараны, окружавшие нагромождение каких-то валунов, со стороны напоминающих небольшую примитивную пирамиду.
— Какой к демонам койот, смеёшься надо мной?! — страшной силы удар в челюсть вновь опрокинул старика в пыль; багровые круги заплясали перед глазами Идира, голова наполнилась гулом сотен водопадов, которых он никогда не видел в своей жизни. — Люди, стражники, охотники? Есть ли рядом селения? Заставы?
— Нет, ничего нет, — последовал тихий ответ. — Лишь камни, пыль да песок.
— Как выйти на тропу к обжитым землям? Есть ли путь в обход пустыни на юг? Колодцы, оазисы?
Старик медленно приподнялся с земли и вновь посмотрел на разбойника. Из угла его рта просочилась тонкая струйка крови, усталость и боль отразились на его сухом лице, но взгляд вдруг наполнился странным блеском, таинственным и не понятным.
— Нет, дальше на юг пути нет. Лишь раскалённый песок до самого океана. Нет колодцев, нет воды. Гора — последнее пристанище на этом пути. Но здесь, кроме меня, уже никого не осталось.
— Сколько дней до солёной воды? — вор всматривался в ночь, навалившуюся на землю словно зверь, не выпуская из вида старика. Яркий свет медленно гас, а затем в единый миг все пропало, наполнившись красками тьмы, и яркие звезды, словно бриллианты, вспыхнули на покрывале неба, а над горизонтом прорезались лучи всплывающей луны, наполнившие мир призрачным светом. В хижине по-прежнему хозяйничал второй разбойник. Он нашёл какую-то ветошь и запалил факел, разогнав мрак. Судя по тому, как он сквернословил, он не нашёл того, что искал, и это его очень разозлило.
— Дней двадцать, а может и больше. Когда-то караван купца Назира из Шармангара ушёл туда, а через три недели вернулся один лишь погонщик верблюдов, еле живой и измученный, изменившийся до неузнаваемости. Он не смог больше жить в этом мире, пустыня поработила его дух. Он страдал без ее лучей и жара раскалённого песка. Через неделю он ушёл обратно и, видимо, сгинул в тех песках. Древние прозвали ту пустыню — Мёртвая пустошь.
Беглец приподнялся на ноги, осматривая склоны горы.
— Наверху есть источники, место, где укрыться на время? — спросил он. Но старик молчал. И разбойник, криво усмехнувшись, вновь ударил старца, жестоко пнул его в голову, попав в висок.