Бегу. Сугробы Мёртвый лес торчит
Недвижными ветвями в глубь эфира.
Но ни следов, ни звуков. Всё молчит.
Как в царстве смерти сказочного мира.
Да, я был болен. Теперь я часто прихожу к выводу, что это мой бред, мои видения. Так становиться легче. Но едва обломки памяти сходятся воедино, в одну пугающе реальную картину — моя иллюзия пропадает, точно утренний туман. И мне становится больно. И страшно. Невыносимо.
Сколько я провёл без памяти, в окружении костей и позолоченных доспехов?
Я спрашиваю: «Где я? Что со мной? Как я здесь очутился?» Но прошлое приходит… от начала до конца. Яркими картинами, разделёнными мраком.
И я вспоминаю…
Тогда, давно, я был болен — горы впитали мою душу. Я был одержим. Одержим жаждой золота. Мне всюду мерещились слитки, золотой песок, сияющие самородки. Во всём виделись знаки, указывающие путь. Нервы были на пределе. Душевные силы покидали с каждым часом. Я стал раздражительным, вспыльчивым. Я злился без всякой причины. Сон был тревожным. А во сне всё одно — золото, золото, золото…
Сны. Я в них поверил… Но каждое утро силился и не мог их вспомнить.
Но в эту ночь он пришёл… мой сон. Это было в новолуние. Ветер бил в брезентовые бока палатки, на которых прыгали тени, рождённые близким костром. Я долго ворочался с боку на бок, пытаясь одолеть тревогу. Глаза слипались, но скачущие мысли не давали расслабиться. А тут, казалось, ветер прорвался через брезент и увлёк меня за собой. Я ощутил, что прежняя тяжесть — как физическая, так и душевная — растворились в потоках воздуха. Я ничего не видел, пока не очутился на лавовом поле, изрытом бороздами. Я слышал выстрелы и взрывы за горным хребтом, что встал по левую руку. Канонада напугала. Я боялся войны, боялся того, что если фронт дойдёт сюда, мне придётся бежать и навсегда забыть о сокровищах. Но это — лишь взрывы. Вспышек не было. Я успокоился. Над лавовым полем стояла ночь, а чёрное небо казалось плотным куполом, усеянным яркими звёздами.
Моё внимание привлекла луна, похожая на серебряное зеркало. Она испускала бледное сияние. В нём отражались какие-то неясные фигуры.
И вот одна из них стала увеличиваться в размерах; черты проступили резко — я узнал её. Тыкым. Он был наг. Его худое тело казалось покрытым шерстью, через которую просматривались рубцы, которых я не видел в реальности. Голова поднята к небу. Раскосые глаза прикрыты. Руки безвольно опущены.
Он стал покрываться золотом, точно на голову ему лили золотую краску. Началось с прямых волос, из чёрных ставших жёлтыми. И ниже — заблестел золотом лоб и узкие прорези глаз. Дальше — перекинулось на сломанный нос, тонкие губы и шею. Ниже — на плечи и грудь…
Мне стало противно. Фигура треснула и рассыпалась, как каменный идол. Раскрошилась луна, а вслед за ней и лавовое поле. Вновь ветер подхватил меня и понёс дальше.
Я опустился у подножья странной горы. Гора — гладкая и ровная. Она выделялась невероятно правильной формой и больше всего походила на идеальный конус. Но, между тем, это была настоящая гора. На вершине искрился снег.
Но было ещё кое-что… Она светилась. Свет шёл изнутри, из самого камня, разгораясь всё ярче и ярче. Он манил… Он очаровывал, проникал в самое сердце. Это был свет моих грёз — свет золота…
Я вздрогнул и проснулся. Я был взбешён внезапным пробуждением, и, в то же время, находился под впечатлением.
Не может быть! Это место должно существовать. Там все замкнётся, в этой горе. В ней — вся моя жизнь. Я должен её достичь. Должен её отыскать!
Я чувствовал в этом жизненную необходимость… как и в том, что придётся вернуться назад.
Я выскочил на свежий воздух. Была ещё ночь. Меня окатило её холодом, по спине пробежала дрожь.
Тыкым спал, обхватив винтовку руками. Он сидел, опёршись спиной о брезент, и почти завалился на бок. Голова свесилась на грудь. От костра остались одни головешки.
Я пнул Тыкыма в бок. Несильно… но вышло иначе.
Тыкым дёрнулся и непонимающе уставился на меня раскосыми глазами. Мне стало стыдно от его взгляда, но я лишь крепче сжал зубы.
— Вставай. Утро проспишь.
Отчего же волки нас ещё не съели?
Если бы я не встретил этого худого Старика с узким лицом и спиной, прямой как палка… Моя пустая голова, точно губка, впитала все его таинственные истории. Я заболел ими — вот откуда моя болезнь. Такое бывает, когда слушаешь чьи-то рассказы, сидя ночью у костра, и хочется вырваться из скучной трясины реальности. Только Старик был сильнее. Он умел зажечь в человеке огонь.