Выбрать главу

На этом история Пахьёлы заканчивается…

Но нет! Нет — это не всё! Стоит нырнуть глубже в воды истории, в самые недосягаемые её районы и увидеть, как в начинающем леденеть Северном океане гибнет цивилизация Гипербореи. Последние выжившие жители бегут на материк, на юг, спасаясь от наступающего холода. Они почти бессмертны и всемогущи, но под гнётом мировой катастрофы они начинают деградировать. А что, если для вместилища своих знаний они выбрали именно это место? Место, о котором у местных охотников осталась лишь уверенность в том, что каждый камень здесь имеет отношение к судьбе мира, да название — «Зона Тишины»?

4

Мы вышли на берег реки, и я сразу понял — она, эта река, была в моём сне. Нет, я не видел её там, но я её чувствовал. Такое странное, ни на что не похожее чувство.

Бурный поток несся, петляя, совершая множество поворотов, разбиваясь о валуны. К берегам приносило пену, кое-где в воздухе стояла водяная пыль. Дальше река расширялась — течение становилось медленным, скучным. Но потом сужалась вновь, и вновь поток мчался — извиваясь, преодолевая пороги.

Со всех сторон реку окружали каменистые холмы, покрытые пятнами грязного снега. Их цепи создавали что-то вроде желоба — дельту реки. В этом году было мало снега, и воображение рисовало, как в самые снежные годы желоб наполнялся доверху, и река бурлила, ревела, как затравленный медведь.

Я — на одном из холмов. Я ощущаю себя после чёрного провала в памяти, и то, как я попал сюда — тайна. Точно после могилы Старика ничего не существовало — и тут река. Холм, на котором я стою, самый высокий. Я вижу с него всю панораму. Всю — и каждую часть в отдельности, будто моту остановить мгновение и придвинуть к себе, увеличить любой предмет, будь он хоть трижды далеко от меня. Вот оно, то чувство, что было во сне…

Я вижу холмы; то, как они уменьшаются, становясь неровной линией на границе земли и неба. Я вижу, как далеко-далеко на западе, почти на границе зрения, стоит горный кряж — чёрный, как чёртовы зубы. Вижу — яркая лента реки, то, как она, петляя, уходит вдаль. Вижу, как на покрытую бородавками корягу с бледно-голубого неба опускается орел. Клюв его приоткрыт. В нём слегка поднят красный язык. Орлиная грудь быстро вздымается: он торопливо дышит, остужаясь после полёта. Крылья расправлены наполовину. Орёл огромен. В глазах моих растёт, увеличивается. Вот он собирается взлететь, и мне становится страшно — он затмит половину неба. Но он взлетает — какой-то маленький и грязный…

Чудесное ощущение пропадает…

Тыкым бросил в реку снежок из талого снега. Тот тут же всплыл горстью бесцветной каши.

— Хорошая река, — с улыбкой сказал Тыкым. — Весёлая!

Но мне не весело.

Какое-то время мы пытались мыть золото, получая одно лишь мучение. Вода была ужасно холодной, словно прокатившись меж холмами, она впитала последние остатки зимы. Пальцы краснели, делались бесчувственными. Вслед за руками мёрзло всё тело.

В конце концов, мытьё золота было безнадёжным делом. К чему было тратить время, уже зная, что все искомые сокровища в сияющей горе? И мы решили — вернее, я решил — двигаться дальше по берегу реки, не останавливаясь.

* * *

Но река всё-таки преподнесла сюрприз.

Позже, в одном из тех мест, где движение воды становится медленным и тягучим, Тыкым увидел что-то на дне. Сразу же в нём произошла перемена. Спина сгорбилась. Узкие глаза расширились. Одним прыжком он очутился в воде по колено.

Эта перемена меня напугала. Я, как прикованный, наблюдал за его действиями, не в силах оторвать взгляда.

Тыкым, по-кошачьи фыркая, изучал дно руками. От брызг его штаны и рукава намокли, приобрели тёмный оттенок. Несколько капель попали на широкое лицо, и, там где они стекали, остались тёмные борозды вечной грязи.

Наконец, он что-то нащупал, дернул, напрягшись всем телом, и чуть было не упал. С жёлтым продолговатым предметом в руках он в два прыжка выбрался на берег, дрожа от холода.

Лицо Тыкыма сияло. Глаза горели. На губах сияла улыбка, казавшаяся мне уродливой.

— Давным-давно, старые говорят, свалились с неба люди, — плёл он с радостным видом. — Только небо тогда было чёрное, и звёзды маленькие — дети ещё. А люди были огромные. Со скалу вышиной. Стали они юрты ставить, да земля провалилась подвесом. Попали люди под землю. Ослепли совсем. Живут там, ходы клыками роют, пока не помрут, да земля не вытолкнет кости кверху. О, какие у них большие кости!