По карману мне были разве что таксы; в принципе, они были симпатичными, но я всё никак не решался завести собаку.
Хотя это, наверное, было бы хорошо, у меня было бы живое существо, которое бы любило меня всей душой, радовалось бы моему приходу домой.
Мы бы с ним гуляли, а дома я бы мыл ему лапы от чёрного снега.
И мы вместе бы ели картошку с тушёнкой.
За окном начал сгущаться сумрак, пора было идти на улицу.
Один японский философ писал, что надо каждый день писать стихотворение и проходить десять тысяч шагов.
Стихи я писать не умел, а вот ходить старался каждый день и даже специально купил для этого шагомер.
Ходил я от 8-го марта до Белинского и обратно.
По привычке я заглянул в почтовый ящик, там было пусто.
На улице было около ноля Цельсия, и чёрная грязь, обращённая снегом и льдом.
Я прошёл через двор, любимое место собачников, но ни одной собаки сегодня не было.
Я шёл, глядя под ноги, и думал о Белке.
Напишет ли она ещё хоть одно письмо?
И что будет в том письме?
До свидания, люди планеты Земля.
Или прощайте, люди планеты Земля?
У меня всегда слезятся глаза на морозе, но в этот раз мне действительно хотелось плакать.
Может, дать объявление — куплю маленькую собаку с большими ушами?
Белка, Белочка, Белюченька, несчастный ребёнок, умирающий непонятно за что.
Вначале мне всё это казалось шуткой, но сейчас это уже стало трагедией.
Я не знал, чего я хочу: чтобы эта дыра во времени залаталась навсегда или ждать нового письма.
Ветер февраля был холодным, и это было приятно.
Я вдруг отчётливо понял, что я не хочу жить.
Что всё, что есть у меня, что всё, что я делаю, моя работа, все эти придуманные мной занятия — йога и изучение японского, всё это — не жизнь.
И единственное, что было живого в моей жизни — это письма Белки.
Она, умирающая, делилась со мной жизнью.
Наконец я прошёл вечерние десять тысяч шагов.
Консьержка заранее открыла мне дверь, и я прошёл мимо, не глядя на неё.
Письма не было.
Когда я открыл дверь, меня не встретил ничей радостный лай, никто не обрадовался моему приходу.
Я разделся и сел за компьютер, Мидори прислала новое письмо, но я не стал его читать.
Я напечатал и разместил на сайте объявлений своё объявление — куплю недорого маленькую собаку с большими ушами.
Потом достал все листы, написанные Белкой, и долго сидел на диване, не читая, а просто вдыхая их запах.
Он был чуть сладким, пряным и тёплым.
Он был настоящим.
Потом я лёг спать.
Завтра наступала календарная весна, в мире безумных трамваев и спокойных пенсионных фондов всё было нормально.
Люди шли на работу, люди возвращались домой, и никто не знал, что в будущем идёт война, миллиарды убитых, лунное кольцо, лучевой кратер, и белый город на берегу океана в блокадных тисках, в одной из комнат которого кашляет кровью единственная женщина, которую я любил в своей жизни.
Станислав Курашев
Довольно прохладный вечер в Антарктиде
Ночью мне опять снилась Антарктида.
Земля Разумной Королевы Мод.
Создатели кристалла были по старомодному обстоятельны — на мне были утеплённые штаны, аляска с меховым воротником, тёплая шапка и рукавицы.
Следы на снегу были необычайно отчётливы.
Впереди меня шла женщина.
Ее следы были маленькими и неглубокими.
Сегодня я нашёл третий обронённый ею предмет.
До этого я нашёл изящный черепаховый гребень и заколку для волос из солнечного лазурита. Эти предметы выглядели совершенно новыми и ничем не пахли.
Сегодня я нашёл шахматную королеву из тёплой и тонкой кости.
Королева была чёрной.
Я засунул ее во внутренний карман куртки и двинулся дальше.
Стояло полное безветрие и из-за этого было не так холодно.
Я взошёл на небольшой холм, дальше тянулась бесконечная равнина, чей девственный наст был разрушен идеально точной прямой линией следов, словно они были оставлены андроидом, а не человеком.
Я спустился с холма и пошёл параллельно цепочке следов, чувствуя непонятную тоску в сердце.
Два месяца назад умер мой дед — последний из всех моих родственников — к сожалению, он не был богат, и мне досталась в наследство только небольшая коробка.
Там было несколько черно-белых инсталляций, жёлто-зелёный крест какой-то богом забытой страны (надпись на кресте я так и не смог разобрать) и этот кристалл, завёрнутый в белую материю.