Машка работает фитнес тренером. Макар инжекторщиком в автосервисе. Я не просто так обратилась к Маше за помощью. Быть может, она поможет мне устроиться на работу хотя бы на пару часов в день. Мне тяжело смотреть на то, как зашивается папа. Я уже давно догадалась, что у него какие-то проблемы на работе. А тут еще болезнь бабушки…
О ее болезни мы узнали всего неделю назад. Обычно мы старались навещать ее хотя бы раз в месяц, а тут у папы на работе случилась запара, и у меня тренировки стали усиленнее. Да еще и сессия была непростой. Короче, одно навалилось на другое. И так вышло, что с бабулей мы не виделись больше трех месяцев. Чуть больше недели назад я сдала последний экзамен и наконец смогла поехать в станицу. Я приехала к бабушке и просто не узнала ее. Она похудела пополам. На меня смотрела высохшая, изможденная бабулька. В ее чертах с трудом улавливались черты той крепкой женщины, которую я привыкла считать своей бабушкой.
По телефону ее голос был довольно бодрым. Представить себе не могу, что ей стоило создавать видимость отсутствия недуга. Каждый раз она заверяла меня, что у нее все в порядке. А на самом деле это было далеко не так. Если бы она не сопротивлялась и согласилась пользоваться смартфоном, то ее впалые глаза и болезненная худоба сразу бы стали нам заметны при общении по видеосвязи. Но она упорно не хотела привыкать к технологиям. И своему старенькому кнопочному телефону предпочитала не изменять.
Наверное, папа целый день голодный. Насколько его хватит в таком режиме? Я каждый день собираю ему обед, но довольно часто он приносит его обратно, так и не притронувшись к еде. Почему у него ни находится времени даже на перекус, объяснять не хочет. Съедает свой ночной ужин и падает без сил на кровать. А утром все по новой. За последние два месяца у него не было ни одного выходного. За исключением двух отгулов, которые он был вынужден взять, чтобы сопроводить бабушку в больницу.
На плите закипает вода. Я нарезаю лук и бросаю его на раскаленную сковороду. Папа любит макароны по-флотски. Порадую его хотя бы любимым блюдом. За готовкой, пропускаю звонок. По привычке держу телефон на беззвучном. Наконец сливаю макароны и перемешиваю их с пережаренным фаршем. Собираюсь сделать салат, но слышу повторный виброзвонок. Кто может звонить мне так поздно, да еще и дважды подряд. Вытираю руки полотенцем, иду в коридор. Телефон, как обычно, лежит на комоде в прихожей. Сердце разгоняется сильнее. Тревога давит прессом на виски. На дисплее два пропущенных от папы. Перезваниваю...
— Пап! Что случилось? Ты где?
— Ульяна, — слышу чужой мужской голос в трубке, — Сергей Давидович перезвонит тебе позже. Он сейчас не может говорить.
Понимаю, что человек собирается отключиться.
— Подождите! Объясните, что произошло? Где папа? Кто вы?
— Я его коллега. Он хотел предупредить тебя, что бы сегодня ты его не ждала. Он вынужден задержаться. Завтра он тебе сам все объяснит.
— Что с ним случилось!?
— С ним все в порядке!
— Дайте ему трубку!
— Ульяна! Сергей Давидович не может сейчас говорить... Он на допросе, — раздраженно говорит мужчина и отключает папин телефон.
На каком допросе? Что случилось? Я ощущаю выброс адреналина. Мне становится душно, дурно... Сердце разгоняется с бешеной скоростью, пульс стучит в висках. В глазах темнеет. По стенке иду в кухню, пытаюсь нащупать очки на столе. Глаза будто бы залиты молоком. У меня астигматизм и без линз и очков я уже не обхожусь. Я сняла их, когда сливала макароны, потому что терпеть не могу, когда стекла потеют. Вне дома я в основном хожу в линзах. Сейчас даже в очках не вижу ничего.
Прокручиваю в голове наш разговор. Что бы там ни произошло, папа жив. Случилось какое-то ЧП. Но с его здоровьем, скорее всего, все в порядке. Мало ли что могло произойти на производстве. Папа ведь работает с таким сложным оборудованием. Может, с конвейером что-то случилось во время наладки. Может, кто-то покалечился или большая партия продукции пошла в брак. Могло случиться все, что угодно…
Как заведенная хожу по комнате около получаса. Зрение вернулось, и пульс тоже удалось нормализовать. Набираю папу еще раз, но его телефон по-прежнему отключен. Проделываю то же самое еще раз минут через пятнадцать. Итог тот же — тишина…
7
Из прихожей доносится шорох. Дремота рассеивается. Смотрю на настенные часы. Без десяти пять. Папа только вернулся домой. Я так и легла на диване в гостиной, даже не раздеваясь. Не думала, что смогу уснуть. Но физическое переутомление после шестичасовой тренировки взяло надо мной верх. Выглядываю из комнаты.