— Я плохая дочь, — выбираюсь из-под него и сажусь к спинке кровати. — Я действительно мало интересовалась делами папы. Привыкла, что он во всем всегда разбирался сам. Чувствовала свою вину, чувствовала угрызения совести. Но он убедил меня, что лишение свободы ему не грозит. К тому же он все время ходил на работу. И я решила, что все обойдется, само собой.
— Не волнуйся, мы разберемся. Я подключил хорошего юриста. Он обжалует приговор.
— Спасибо тебе. Ты снова меня спасаешь...
— Не преувеличивай. Разве я могу оставить любимую девушку в такой беде? — Он наклоняется и шепчет мне на ухо: — Любимую женщину… — произносит с интонацией, явно намекающей на сегодняшнюю ночь. А мое лицо снова вспыхивает и дыхание перехватывает спазмом.
36
— Давай задержимся хотя бы на сутки? — Егор обнимает меня, отнимая расческу, с помощью которой я пытаюсь собрать волосы. — Оставь... Ненужно. Дай мне еще покайфовать. Твои волосы — моя очередная слабость. Ты — моя слабость. — Заваливает меня на кровать. — Разве можно быть настолько красивой?
— Егор. У меня самолет через четыре часа. Нужно собраться…
— Ничего подобного. Через четыре часа самолет у твоей команды. А у тебя, как и у меня, он завтра в полдень.
— А как же папа? Я думаю, мне нежно попасть домой как можно скорее.
— Уль! От того, что ты прилетишь домой на двадцать часов раньше, ничего не изменится. Не волнуйся, адвокат работает, он постоянно со мной на связи. Давай задержимся? Ты ведь нигде не была, ничего не посмотрела. Давай я устрою тебе экскурсию, ну, хотя бы по Старому городу?
— А я смогу с ним поговорить?
— Послезавтра, постараюсь устроить вам встречу.
— Хорошо. Тогда мне нужно сообщить Светлане Олеговне.
— Я уже!
— Егор! — возмущаюсь я. А он затыкает мне рот поцелуем.
Его телефон отзывается входящим сообщением, на которое он предпочитает не обращать внимания. Он снова занят поясом моего махрового халата, который я затянула на тугой узел. Телефон начинает звонить.
— Ответь!
— Потом.
— А как же Старый город?
— Успеем. У нас полно времени…
Телефон не перестает трезвонить. Егор, нервно матерясь себе под нос, тянется за трубкой. Но не успевает ответить на звонок. Судя по тому, как меняется выражение его лица, читает сообщение, которое предшествовало звонкам. Он быстро поднимается с кровати и отходит в сторону.
— Что-то случилось? — Тревога, отражающаяся на его лице, передается мне.
Егор, не реагируя на мой вопрос, начинает закидывать собеседника вопросами: — Когда? Причина? Где он сейчас? В городском?
Зябкий морозец покрывает мои оголенные плечи. Я подскакиваю с кровати, снова кутаясь в халат, запахиваю его как можно туже. Он продолжает слушать своего собеседника, и до меня долетают обрывки фраз и слова, от которых мне становится дурно. Слово "морг" молнией пронизывает мое тело, и я теряю равновесие.
Наконец Егор отнимает телефон от своего уха. Смотрит на меня. А я читаю в его взгляде все… Мне не нужны слова. Я уже все поняла.
— Папа? — спрашиваю не своим голосом. Голосовые связки отказываются выдавать какие-либо членораздельные звуки. Я медленно оседаю на пол. Он подхватывает меня и прижимает к груди. Чувствую, как колотится его сердца. А мое будто умерло, застыло тяжелым камешком и улетело куда-то вниз.
— Инфаркт миокарда… Ему не успели помочь, — произносит он шёпотом, еще крепче прижимая меня к себе.
Я не плачу. Я тихо скулю, забившись в угол кресла. Перед моими глазами диафильмы. Кадры из нашей семейной жизни. Вот он катает меня на плечах, совсем маленькую. Мама звонко смеется и подает мне шар сахарной ваты, от которого я отщипываю здоровенный кусок розового облачка и запихиваю его себе в рот, после чего липкими руками хватаюсь за папины курчавые волосы. Он возмущается. В шутку ругается, но все равно позволяет мне пачкать сладкими ручонками его голову. Вот мы уже вдвоем, без мамы, пьем чай с нашей новой соседкой, которая впоследствии несколько лет будет исполнять роль моей няни. Вот мы впервые посещаем "Орион" он ведет меня за руку на встречу к любви всей моей жизни, к Акселю. Папа рисует со мной плакат на Девятое мая. Папа помогает мне выбрать маскарадный костюм на Новый год. Папа мажет зеленкой мои разбитые коленки. Папа отчитывает мальчишку из соседнего подъезда за то, что тот дразнил меня. Папа варит мне кисель из привезенной от бабушки вишни. Папа пробует мое первое блюдо — суп с фрикадельками, который скорее походил на однородное месиво, нежели на бульон с мясными шариками. Папа радуется моей первой медали, фотографирует меня вместе с Акселем. Папа развешивает на стене мои фотографии. Папа на моем выпускном украдкой утирает скупую слезу. Папа на нашей кухне пьет кофе рано утром. Папа отпирает дверь тихо-тихо, чтобы не разбудить меня...