***
"Я могу тебя долго ждать,
Долго-долго и верно-верно
И ночами могу не спать
Год и два, и всю жизнь, наверно!
Пусть листочки с календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря.
Что тебе это вправду надо..." [1]
Лист, вырванный из ежедневника, исписанный ровным крупным почерком, покоился на подушке рядом со мной, когда я открыла утром глаза. Я вела пальцем по ровным строчкам, осознавая, что не читаю вовсе, а просто проговариваю стихи Эдуарда Асадова наизусть. Мне достаточно было выхватить взглядом первую строку, а потом текст сам полился в моей голове. Очки я надела лишь только для того, чтобы разобрать последние строки, в которых Егор добавил что-то от себя. Слезы заструились по моим щекам, и я потянулась за телефоном.
— Все не зря, Егор! Я тоже очень сильно тебя люблю, — сказала я, когда он поднял трубку.
[1] — Отрывок из стихотворения Эдуарда Асадова "Я могу тебя очень ждать", 1968 год.
Эпилог
Когда мне было десять лет. Моя жизнь изменилась. Аксель вошел в нее своим идеальным аллюром. Не ворвался, ни заскочил на полном ходу. А вошел медленно и осторожно, терпеливо поджидая момент, когда я пойму, что он — моя судьба. Что он — моя опора и мои крылья. Десять лет он дарил мне невероятный спектр эмоций. У нас было все: и восторг от первых удавшихся элементов, и радость первых побед, и слезы счастья. Он дарил мне всего себя без остатка. Слушал меня, когда в моем сердце находилось место тревогам и обидам. Помогал подняться, когда я падала. Десять лет он нес меня на своей широкой спине, и я знала, что нет никого надежнее его…
Когда мне было двадцать лет, он сделал мне повторный подарок. Именно благодаря ему моя дорога пересеклась с дорогой Егора. И пусть мой супруг утверждает, что не смог бы пройти мимо меня в любом случае. Я уверена, что свел нас именно Аксель. И сделал это в тот момент, когда мне больше всего это было нужно.
После того, как его не стало, я много лет не могла смотреть на лошадей. Обходила "Орион" стороной, а если и встречала их где-то, то сразу отворачивалась. Слишком больно мне было смотреть на них, ведь всякий раз я вспоминала Акселя.
Акселя усыпили. Его травмы были несовместимы с жизнью. Диана сбила его не специально, он сам выскочил перед машиной из лесополосы. Об этом свидетельствовали кадры с ее видеорегистратора. Дочь Светланы Олеговны тяжело поплатилась за свое преступление. Уверена, что ни проходит и дня, чтобы она не пожалела о содеянном. Ведь она теперь на всю жизнь прикована к инвалидному креслу. Для нее та авария не прошла бесследно.
— Мама! Мама! Смотри, как я могу! — Сынок скачет на молодом серо-белом коне, которого Егор купил ему на день рождения. Орловский рысачок — точная копия Акселя. За прошедшие годы моя боль притупилась. И я уже могу с улыбкой наблюдать за сыном, который смотрит на лошадей такими же горящими глазами, как и я когда-то.
— Не позволяй ему прыгать самому!
— Он знает! Не переживай!
Поглаживаю живот, в котором, вот уже восьмой месяц растет акробатка.
— Неужели она снова делает сальто?
— Видимо, так и есть!
— Когда же она уже родится? — спрашивает муж, обнимая меня.
— Ты же знаешь, когда… Еще не время.
Наша Оленька непоседа. Постоянно напоминает о себе. Судя по тому, каким ходуном ходит мой живот. Моя доченька отрабатывает все новые и новые элементы.
— Терпи мать, — улыбается Егор, прикладывая ладонь к моему вздымающемуся животу. — Она еще до рождения определила себе занятие.
— Посмотрим, — говорю, выискивая глазами Сережу, рассекающего на Акселе по поляне. Кто знает? Быть может, пройдут годы, и моя дочь тоже влюбится в балет на лошадях.
КОНЕЦ