В этом походе Эзана показал себя талантливым полководцем. Он действовал решительно, смело и быстро, а его испытанные воины показали себя непобедимыми. Он по праву мог заявить: «Нет у меня врага ни явного, ни тайного, нет врага, подчиненного мне» (буквально: «Нет врага, который стал бы передо мной и позади метя; нет врага, который бы следовал»)[135].
Так было не только на Африканском континенте, где после нубийского похода ни один правитель не смел противиться Эзане; южноаравийские цари, которые считались его вассалами, также предпочитали сохранять с Аксумом наилучшие отношения, не отвергая прямо его притязаний и не навлекая на себя его гнев. Они нуждались в поддержке аксумитов против внешнего врага — мировой Персидской державы и ее аравийских союзников. В надписях Эзаны ничего не говорится о его войнах в Южной Аравии. Намек на них содержится только в одном латинском источнике, современном Эзане. Это «Полное описание мира и его народов», составленное, как видно из упоминаемых в нем событий, в 350 г.[136] Первые двадцать параграфов «Описания» даны в форме итинерария и, по-видимому, являются дополненным переводом греческой подорожной. В § 18 указан путь из Индии в Южную Аравию и Аксум. Южная Аравия именуется Малой Индией (India minor), название Аксумского царства искажено, однако легко восстанавливается по соответствующему месту в итинерариях. Аксумское царство представляется сильной военной державой, которая распространяет свое влияние на Малую Индию; эта последняя просит военной помощи (aixilium) у Аксума, когда Персия начинает против нее войну[137]. Характер сообщения показывает, что речь идет о недавних событиях, память о которых еще свежа. Если перед нами не поздняя вставка, навеянная двумя персидскими оккупациями Хымьяра в конце VI в., то речь идет о каких-то неизвестных другим источникам событиях в Южной Аравии, которые произошли незадолго до 350 г., т. е. в царствование Эзаны. Характеристика Аксумской державы также подходит к этому времени.
Альтхайм и Штиль склонны считать, что Эзана действительно владел частью Красноморского побережья Южной Аравии[138].
Эзана был последним царем, писавшим свой титул с «этническим прозвищем». На поздних монетах Эзаны и его преемников «этническое прозвище» заменено «демагогической формулой». Она встречается и в надписях Эзаны. В билингве появляется первый зачаток «демагогической формулы»: царь демонстративно выражает заботу о славе своего города. В надписи о походе в Нубию есть фраза, еще более похожая на «демагогические формулы» монет: «Мои народы пользуются справедливостью и правом, и нет на них тягот!»[139]. Очевидно, Эзана весьма заботится если не о народе, то о популярности у народа.
Вместе с тем исчезновение «этнического прозвища» говорит об отказе от какого-то пережитка первобытно-общинного строя, может быть, от остатков народовластия.
Неясно отношение Эзаны к языческому жречеству. В обеих эфиопских текстах билингвы говорится о дарении богу Махрему участка земли[140]; все тексты билингвы говорят о дарении богам золотой, серебряной и трех брошовых статуй[141]. Вероятно, это были гигантские бронзовые статуи высотой до 5 м, основание одной из которых было открыто немецкой Аксумской экспедицией[142]. Между тем покровительство монотеистическим религиям должно было подорвать влияние старого языческого жречества, тесно связанного с феодализующейся родовой знатью. Может быть, здесь налицо различия в политике Эзаны по отношению к старой знати в равные периоды его царствования?
Надпись о походе в Нубию свидетельствует также о сдвиге в религиозных представлениях царя, причем этот сдвиг представляется одним из этапов в его религиозных исканиях.
Две надписи Эзаны[143] посвящены Махрему, племенному и династическому богу аксумитов; другие две[144] — триаде земледельческих богов: Астар, Бехер и Медр. Возможно, это говорит о попытке расширить рамки официального культа. Наконец, надпись о походе в Нубию свидетельствует о дальнейшей реформе официальной религии.
138