«Я согласен, господин Президент. Я буду сотрудничать любым доступным мне способом».
Он сделал паузу на мгновение; затем покорно покачал головой. «Я думаю, учитывая то, что произошло с оперативной группой в последнее время, и расследование мистером Чемберленом этой связи с русскими террористами, имеет смысл передать управление антитеррористической операцией другим ведомствам. Джордж, передай свое предложение Виктории, позволь нам проработать его несколько дней, и мы сообщим тебе решение. Роберт, конечно, сможет внести в него свой вклад, как обычно».
«Да, господин президент», - сказал генеральный прокурор.
«Роберт, ты знаешь, я ненавижу идти только наполовину и оборачиваться на что-либо», - продолжил президент, «но действия вашей целевой группы не оставляют мне выбора. Завершите ваше расследование, отправьте любые рекомендации по уголовным или карательным действиям в Министерство юстиции и Пентагон, затем распустите оперативную группу».
«Да, господин президент», - просто сказал он.
«Что-нибудь еще для меня?» — спросил Президент. Когда никто не ответил, он спросил: «Каков статус моего предложения об объявлении войны терроризму, Джордж?»
«Господин Президент, я боюсь, что это не начало», - сказал Вентворт. «Мы просто не можем найти никаких юридических или исторических прецедентов для подобного. Чтобы декларация Конгресса имела силу закона, она должна соответствовать базовой правовой структуре: жертва, преступление, убытки, но, что более важно, виновник. Мы просто не можем указывать на… состояние ума».
«Слово, которое я получаю от руководства Конгресса, говорит о том же, господин президент», - заявила глава администрации Белого дома Виктория Коллинз. «Ваши сторонники говорят, что американский народ не потерпит больше никаких трудностей в своей жизни, которые, несомненно, принесло бы объявление войны терроризму. Кроме того, если ваша просьба об объявлении войны будет отклонена в Конгрессе, это будет сокрушительным поражением для вас и вашей партии, и они не готовы рисковать своим политическим будущим из-за этого. Ваши недоброжелатели говорят, что это было бы воспринято как не что иное, как демонстрация на самом худшем из возможных уровней, и выиграют они или проиграют, они обязательно представят это как разжигание эмоций нации ни для чего, кроме политической выгоды. В любом случае это проигрыш».
Президент повернулся к Роберту Чемберлену. «Роберт?»
«Вы уже знаете мои мысли по этому поводу, господин президент», - сказал Чемберлен. «Меня не волнуют исторические прецеденты или политические последствия — нам нужно действовать, чтобы победить терроризм, ясно и просто. Конечно, американский народ устал от ограничений, неприятностей, слежки и вторжений — но я не думаю, что он бы так устал от этого, если бы президент и его кабинет взяли на себя тотальное обязательство победить силы, которые угрожают их жизням. Если мы, по крайней мере, не выступим перед Конгрессом и американским народом и не приведем доводы в пользу тотальной войны против терроризма, люди забудут, почему мы это делаем… и вскоре это будет просто наша вина в том, что мы делаем их жизни несчастными, а не террористов».
Президент кивнул в знак благодарности, на мгновение замолчал, затем сказал: «Джордж, я бы хотел, чтобы ты продолжал заниматься этим».
«Господин Президент…»
«Мистер Генеральный прокурор, вместо того, чтобы искать прецеденты, как насчет того, чтобы придумать причины, по которым мы должны создать прецедент», - вмешался Чемберлен. «Вместо того, чтобы выяснять, что никто никогда не делал этого раньше, как насчет нескольких веских причин, почему мы должны это сделать?»
«Когда мне понадобится ваш совет, мистер Чемберлен, я попрошу его, спасибо», - едко сказал Вентворт.
«Это все, все, спасибо вам», - быстро сказал президент, поднимаясь на ноги. Вентворт, Каллис и Лемке молча покинули Овальный кабинет, бросая сердитые взгляды на Чемберлена.
«Что ж, я думаю, теперь тебе удалось оттолкнуть от себя почти всех в Кабинете министров, Роберт», - заметила Виктория Коллинз.
«Какой смысл даже в создании кабинета, если они не будут делать то, что вы им говорите, господин президент?» Чемберлен спросил. «Я понимаю, что это непростая задача, но все, что я слышал до сих пор, это то, почему это невозможно сделать. Почему бы вам просто не сделать это и не позволить американскому народу решить, примет он это или нет?»