Выбрать главу

Исаев пригляделся и медленно выпрямился. Да уж, Самойлова умела его поражать своими необычными выкладками. Но сейчас дело было в другом. Андрей был уверен, что дочь Домбровского напоминает ему кого-то, кого он видел и знал. Ира же, казалось, нащупывает совершенно иную версию.

Тем временем Самойлова заглянула ему в глаза и кивнула:

— И еще одна вещь. Смотри, — она прикрыла ладонью сначала правую сторону лица Лизы, затем только левую. — Как известно, любое человеческое лицо по природе ассиметрично. И несмотря на то, что девочка тут снята в три четверти, а это не самый удачный ракурс для съемки, можно заметить, что половинки ее лица безукоризненно выровнены. Они будто сглажены. Такое обычно бывает при фотошопе, но здесь ведь не фотошоп? По твоим словам, этот снимок делал Домбровский. А отец не будет искусственно украшать свою дочь. Тогда — почему это так?

Андрей наблюдал, как Ира прикрыла глаза и потерла виски, едва слышно шепча:

— Лицо... Лиза... Почему ее лицо так идеально выверено?

Она приближалась, приближалась...

— Нет, не могу ухватить, — и желтая искорка в синих глазах погасла.

Самойлова раздраженно поморщилась. Она чувствовала, что почти загнала в угол ответ, прижала его там и раздела, но споткнулась, и он вывернулся и растворился, как тень. И все же она была уверена в том, что поймает его. Это лишь вопрос времени. Она была аналитиком, а значит, загонщиком, а ответ — ее жертвой. Хитроумной, ловкой, увертливой, но все-таки жертвой.

Ира подняла голову:

— Андрей, можешь сделать мне копию с фотографии Лизы? Хочу подумать над ней на досуге.

Исаев открыл приложение на мобильном, запустил сканер и отправил ей на почту картинку.

— А теперь... — он наклонился, и она почувствовала его теплое дыхание у себя на виске, — дай мне слово, что в ближайшие дни ты не сядешь на «Кавасаки».

— Ладно.

«Ладно?» Это был слишком быстрый ответ. И Исаев прикинул, а не вернуться ли ему завтра с утра пораньше в «Лейпциг» и не сделать ли так, чтобы Самойлова просто не смогла завести двигатель мотоцикла?

А с другой стороны...

«Я же тебе верю».

— Хорошо, — он, вздохнув, погладил ее по плечу. — И... слушай, Ир, давай все-таки поедим? — и чуть ли не жалобно поглядев на нее, Андрей стянул самую вкусную часть горячего хлеба: горбушку.

      Но ужин все-таки пришлось разогреть. Потом они вместе мирно помыли посуду. После Андрей мягко потянул ее к себе за руку и положил ей кольцо на ладонь.

— Красивое, очень, — Ира смутившись, даже не смогла найти слов. Он поймал ее губы...

Потом Исаев очень быстро заснул, а она, опираясь на локоть, смотрела на него, спящего. Разглядывая его, она словно впитывала в себя любимые черты: красивый рот, маленькая родинка у него на виске, трогательные, как у мальчишки, ресницы. Внезапно Андрей глухо застонал и повернулся на бок, лицом к ней. Обнажая его, съехало одеяло. «Опять гематома. Будет синяк, — Ира, вздохнув, осторожно положила ладонь на его бедро. — И так после каждой командировки, в которую его отправляет Домбровский». Словно услышав ее, Исаев во сне перехватил ее руку. Мягким движением она высвободила свои пальцы и укрыла его: «Спи». Он так и не проснулся, а она продолжала смотреть на него.

Теперь она вспоминала...

Ей было семнадцать, в том году она закончила школу. Медалистка и умница, обласканная вниманием учителей и одноклассников. Признанная enfant terrible района и длинноногая мисс Мечта, обожающая расхаживать летом в объемных тонких свитерах, вельветовых шортах и с достающим почти до середины бедра хвостом того пепельного оттенка, который бывает лишь у натуральных блондинок. И рядом с ней — Митя. Они жили во одном дворе, дома стояли напротив. Ира и Митя — почти всегда вместе и почти всюду рядом. Нет, влюбленности к нему у нее не было. Зато были хорошие отношения, общие интересы и понимание, что им просто нельзя расставаться. Сила привычки и чувство локтя, ведь они на одной волне. Да она, если вдуматься, и не верила в это терпкое и смешное «люблюнимагу». Она с подросткового возраста была слишком рациональна, чтобы верить в безумную страсть, острые чувства, неимоверные душевные муки — или ждать, что однажды с ней это случится...

Все началось (нет, это даже забавно!), когда ее бабушка — мать отца, которая подрабатывала репетиторством, предупредила ее: