Выбрать главу

Александрову пришлось подчиниться. Его замотали в какие-то простыни, приделали живот, уложили на стол, а у изголовья встала медицинская сестра. Включили камеры, медсестра, как и положено, вероятно, в таких случаях, взяла Александрова за голову и , профессиональным тоном серьезно спросила:

— Это у вас первые роды?

Вопрос прозвучал настолько идиотично в этой ситуации, что Александров не выдержал и забился от смеха в истерике. Эйзенштейн, стоя у камеры, тоже едва не упал на пол от хохота, а отсмеявшись, от съемок отказался.

АНГЛИЙСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ

В том же турне Александров и Эйзенштейн прибыли в Англию, где их встречал Бернард Шоу. Прославленный писатель возил гих по стране, показывал достопримечательности, повторяя при каждом удобном и неудобном случае, что все измельчало,. выродилось и что «Англия — дерьмо!» В один из дней он привел гостей к ограде королевского дворца, где у входа стоял флегматичный гвардеец.

— Вы видите иногда короля? — обратился Бернард Шоу к гвардейцу.

— Да, сэр, — отвечал тот.

— Вы не могли бы передать нашему королю, что Англия — дерьмо!

— Хорошо, сэр, — невозмутимо и хладнокровно ответил гвардеец.

Это настолько развеселило и обрадовало Бернарда Шоу, что он, повернувшись к Александрову и Эйзенштейну, восхищенно сказал:

— Нет, господа, пока в Англии есть такие гвардейцы, она еще не дерьмо!

ШУТОЧКА

Однажды на приеме в Кремле Сталин шутливо спросил у Орловой:

— Муж не обижает?

— Нет, товарищ Сталин, — улыбнулась Орлова. — Совсем не обижает...

— Ну, глядите... Если будет обижать, повесим!..

— Да за что же, товарищ Сталин? — поддержал разговор Александров.

Сталин покосился на него и мрачно сказал:

— За шею.

ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

В фильме Григория Александрова «Светлый путь» была сцена, где директор ткацкой фабри- ки (его играл О. Н. Абдулов) разглядывает обра- зец новой ткани и высказывает свое мнение. Но оказалось, что реплика не предусмотрена в сценарии. Стали всей группой соображать, что же должен сказать директор фабрики.

Нужно заметить, что расцветка ткани была в духе того времени — на нейтральном фоне были изображены трактора, трубы и прочее в том же роде.

Наконец Абдулов кричит:

— Всё! Придумал! Включайте камеры...

— Что же ты придумал? — спрашивает Александров.

— Всё-всё, — торопит Абдулов. — Отличная реплика. Включайте..

— Мотор! — командует Александров. Съемка пошла. Директору подносят образец ткани, он ее мнет в руках, разглядывает внима- тельно трактора и трубы, а потом, покачав голо- вой, говорит:

— Дыму маловато! Добавьте дыму...

Борис Андреев

БИТВА ДВУХ БОГАТЫРЕЙ

В Ялте снимался фильм «Илья Муромец», где Андреев играл главную роль. На съемочную площадку пришел здоровенный милиционер, долго разглядывал Андреева, затем покачал головой и сказал:

- Нет, не то… Слабак. А еще Муромца играешь. Я, брат, пожалуй, поздоровее тебя буду…

Андреев молча поднялся, обхватил милиционера поперек туловища и с размаху забросил в море.

Назавтра в местной газете появился фельетон о распоясавшемся артисте, который «топит в море милиционеров».

Андреев прочитал пасквиль, страшно рассердился и дал зарок больше не появляться в Ялте. Слова своего он не нарушил, и много лет спустя, уже пожилым человеком прибыв с туристическим теплоходом в Ялту, на берег так и не сошел.

УБИЙСТВО ПОДРУЧНЫМИ СРЕДСТВАМИ

В Саратовском драматическом театре Борис Андреев играл Тараса Бульбу. И вот в сцене, когда он поймал сына Андрия и готовился его застрелить, ружье Тараса не выстрелило. По-видимому, зазевался работник сцены, который отвечал за шумовые эффекты – удары грома, шум дождя, выстрелы… И вот Андреев, подняв ружье, говорит:

- Я тебя породил, я тебя и убью…

Выстрела нет.

Андреев снова повторяет:

- Я тебе сказал, что я тебя породил, я же тебя и убью…

Ружье не стреляет.

Звуковика растолкали, и он произвел выстрел. Но слишком поздно. Андреев уже отбросил в сторону бесполезное ружье и «зарубил» Андрия саблей.

ПОМЕНЯЛСЯ

Замечательный артист Петр Алейников был предметом обожания всей Страны Советов. Начальство же любило его гораздо меньше: человек он был сильно пьющий, ни в какие рамки не укладывался, партийного «политесу» не признавал…

Словом, помер, не получив от Советской власти приличного звания. Тогда его ближайший друг Борис Андреев, актер не меньшей известности, но неизмеримо более обласканный властью, надел все множество своих регалий и отправился к тогдашнему хозяину Москвы Промыслову. «Вот, - говорит, - какое дело: Петя-то Алейников перед смертью мне говорил, что мечтает лежать на Новодевичьем кладбище. Так уж нельзя ли…» «Никак нельзя, - отвечает ему Промыслов, - потому как на Новодевичьем положено только народным артистам СССР, да еще хорошо бы, чтобы лауреат Госпремий и Герой Соцтруда… А Алейников ваш заслуженным РСФСР только был!» «Дак ведь любовь народная, дак ведь актрище-то какой!..» - как можно убедительней басил Андреев. «Никак не могу, - стоял на страже порядка «хозяин», - не положено, при всем к вам, дорогой Борис Федорович, уважении!» Тогда Андреев, отбросив церемонии, опустил на вельможный стол свою огромную кулачину: «А я помру – меня куда снесут?» «Вот вам по всем статьям положено Новодевичье!» «Значит, так, - прогремел Андреев, - официально требую: положите Петьку в мою могилу на Новодевичьем! А меня уж – хоть под забором!..»