По рядам прошел вздох.
– Кормить здесь будут, и паек такой, как у работника, который на свободе трудом занят. Деньги при работе по заказу тоже платить будут, но с вычетом на содержание лагеря. Тех, кто в городе живет, могут и к родным отпускать.
К мужчине подбежал конвойный и что-то шепнул тому на ухо.
– А, извиняюсь, я думал, что это команда из местных, скопинские, а тут гости издаля. Ну что же, значит, это не про вас, но паек – про вас и про деньги тоже. Если кто мастеровым работал, то потом скажет, где и кем, может, здесь ему дело подберут. У кого такого нет – будет ходить на разные работы, вагоны грузить или на стройку. Все остальное покажут и расскажут. Сейчас пойдете в корпуса, будут вас регистрировать. Это не больно, просто бумаги на вас заполнят, кого как зовут и откуда он сюда прибыл. Если кто грамотный, то может и сам заполнить, а потом подпишется, что все так и есть, что зовут его Иван, ему 30 лет, бороду бреет, рогов и копыт не имеет. Потом обед будет, а после него с вшами бороться будем. Бани в лагере нет, а с городской договориться надо, когда вас повести. Больные сейчас есть?
Никто не вызвался.
– Ну вот и славно. Сейчас придут люди и поведут в книги записывать.
И, не прощаясь, ушел. Громко его обсуждать не стали, «чтобы не было беды от соленой воды».
А дальше подошли еще сотрудники лагеря и начали забирать группы из ожидающих. Сначала забрали тех, кто пленные из армянской и грузинской армий, потом тех, кто осужден за невыполнение продразверстки – такой нашелся один, Егор успел удивиться, ибо разверстку отменили еще в прошлом году. Позднее ему сказали, что всеобщую продразверстку действительно отменили, но так в обиходе продолжали называть разверсткой какие-то индивидуальные обязательства, скажем, на кулацкие хозяйства.
Подошедший боец в буденовке громко позвал тех, кто осужден за участие в бандах. Надо идти. Пока таких собралось четверо, и двинулись они за пареньком в буденовке к двухэтажному домику, а сзади шло еще два стрелка охраны. Домишко был тесным, нижний этаж каменным, а верхний деревянным. Двоих завели в комнатку слева, а остальные арестанты пока подпирали стенки в коридоре. Пахло сыростью. Из комнаты вышел пожилой мужчина в штатском и спросил, есть ли из остальных грамотные?
Егор сказал, что грамотен, а другой ожидающий – что в школе учился только зиму и писать не обучен. Вывески еще разбирает, что это продажа питей, а не баня, и это всё.
Пожилой хмыкнул и позвал Егора за собой в комнату направо. Это вообще была совсем каморка, три с малым аршина на столько же в ширину, но окно в ней было, как и стол с табуретом.
– Заполняй от сих и до сих (и показал). А если не знаешь, что писать – пропусти, я приду и скажу. Но не ври в написанном! За это может быть взыскание! Посидишь в холодном подвале, если наврал!
И ушел в ту комнату, где те двое трудились.
Егор подошел к столику. Так, это то, что он писать должен. Ручка – ученическая, раздолбанная, но еще писать может. Чернила… ну, приличные, в них перо не вязнет и, как вода, с него не скатываются.
Форма учета № 1 – это для ушедшего писаря.
Под этими записями отпечатано: регистрационная карточка.
Ниже идет указание, что эта страница заполняется заключенным.
Далее до конца страницы в два столбика идут 13 пунктов, на которые заключенный должен дать ответ. Ага, вот это Егор и заполнит.
На обороте сверху надпись: Эта страница заполняется администрацией лагеря.
Далее следуют пункты от 14 до 26-го.
Анкета №_______
Для всех заключенных в концентрационные лагеря на всей территории Российской Советской Социалистической Республики.
Лица, давшие неверные сведения в анкете, будут подвергнуты строжайшей ответственности.
Вопрос Ответ
1-я часть (заполняется заключенным)
1. Фамилия – Лощилин.
2. Имя и отчество – Егор Павлович.