— Наконец-то, — сказал Роберт Рибенламу, который осторожно сел на стул, стоящий против Роберта, — только зря ты крадешься на цыпочках, я не сплю, это у меня просто вид такой.
— Здорово, Роберт, — сказал Рибенлам. — Что привело тебя в наш городок?
— Чистая сентиментальность.
Они пожали друг другу руки, и Роберт рассказал ему о предстоящей речи и задуманной серии статей.
— У тебя не сохранилось никакой связи с факультетом? — спросил он.
— Из студентов я никого теперь не знаю. Последний мой выпуск был в прошлом году, а из товарищей по работе остался один Мейбаум. Но с ним мы никогда не были близки.
— А теперь ты заведующий районным отделом народного образования? — улыбнулся Роберт. — Нравится тебе это дело?
— Нравилось, но я уже целый год как на другой работе. Встань навытяжку: перед тобой заведующий областным отделом школ. Я приехал сюда по делу.
— Черт возьми, — сказал Роберт, — широко шагаешь. Может быть, ты еще и штудиенрат?
— Бери выше. Оберштудиенрат, — ответил Рибенлам. — Я педагогическое светило. Ты что же, не знал этого?
— Да уж откуда мне? А может, я у тебя когда-то учился?
Рибенлам усмехнулся:
— Верно. Я об этом иногда вспоминаю, читая твои статьи. Тогда я вздыхаю и задаю себе вопрос: «И где только была его голова в те времена?»
— Итак, ты теперь заведующий областным отделом и оберштудиенрат, — констатировал Роберт. — Да здравствует умелое распределение кадров! А у нас ведь немало вышло деятелей. Передовик Бланк — какая-то крупная шишка в совете народного хозяйства. Ирмхен Штраух — тоже какой-то деятель от педагогики. Якоб Фильтер — главный лесничий или что-то в этом роде. Уж не особый ли это немецкий путь развития — «республика деятелей»?
— Все шуточки, — сказал Рибенлам, — а ты не отделался от своих дурных привычек. Да, можешь пополнить свой перечень: Хелла Шмёде — деятель медицины, недавно заменила доктора Гропюна в тубдиспансере, он что-то немного расклеился. Она, правда, не с нашего факультета, но, помнится, тогда вы с ней водили компанию.
— Да, особенно Квази.
Рибенлам поглядел на часы:
— Немного времени у меня еще есть, а потом придется пойти на заседание. Обмен опытом, тут ведь только и делают, что экспериментируют. Как думаешь, запах водки выдохнется?
— Может, у них есть зубровка, она пахнет, как вальдмейстерский лимонад. Так, значит, тут много экспериментируют? И всерьез?
Рибенлам заказал зубровку и спросил:
— Что значит «всерьез»? Ты, наверно, уже забыл, что самый смелый педагогический эксперимент всех времен произошел именно здесь? Эксперимент под названием «Воспитание Роберта Исваля»?
— Нет, не забыл, — сказал Роберт. — Только мне не совсем ясны его результаты.
— Не всегда все удается, — сказал Рибенлам. — Но школы в нашем районе самые лучшие. Выпьем за них! И вообще за этот городок.
— Почему бы не выпить? Выпьем.
— Исваль, ты задавала.
— Это твое личное мнение или цитата?
— И то и другое. Что уж к тебе прилипло, то твое. Кто же это приклеил тебе такое милое словечко?
— Сначала Вера, потом Хайдук, а потом и все подхватили. Я и сам не знаю почему.
— Так и не знаешь?
— Так и не знаю. Налить еще «лимонаду»?
— Да нет, лучше не надо. Теперь я выпью крепкого кофе. Серьезно, у нас есть все основания обвести золотой рамочкой название этого города. Почему? Да потому, что все мы здесь многому научились. А это самое лучшее, что вообще можно сказать о каком-либо городе.
— Ты энтузиаст.
— Да, энтузиаст. Ну и что же? Без этого в моей профессии не обойтись. Я всегда подсмеивался над Вёльшовом и над его пунктиком насчет неучей — да будет ему земля пухом, — но что касается вашего уровня, то вы сюда и впрямь поступили темными, неучеными, и разве не здорово мы вас тут обработали? Теперь вы всевозможные деятели во всех отраслях знаний и сами делаете историю.
— Ну уж историю!..
— А что же еще? Кто построил семивратные Фивы? Забыл, что ли?
— Нет, насчет этого ты нас здорово вышколил, потому-то ты теперь и заведуешь областным отделом школ. Но вот с тех пор, как я получил телеграмму Мейбаума, у меня не выходит из головы эта речь. Я знаю, от меня ждут чего-то эпического, а мне приходит в голову одно только смешное.
— Что ж тут удивительного, у вас есть все основания смеяться.
— Ты имеешь в виду эдакий белозубый хвастливый смех победителей: «Ага, уж теперь-то мы деятели!»
— Вот именно. А что тебя тут задевает? Если ты не хочешь держать речь, откажись от поручения. Тогда ты будешь сидеть в актовом зале, скрестив на груди руки, и слушать кого-нибудь другого. Да еще твердить про себя, что ты сказал бы гораздо лучше.