Проблема заключалась в том, что все двери туда, кроме одной, были заперты, на них повесили огромные замки с цепями, которые человеку не под силу отпереть. А та калитка, что осталось открытой, была рисковым путем в никуда, никто точно не знал, что за ней, а обратного пути и страховочного троса не существовало.
Но все-таки, существовал еще один способ, и сейчас он стал таким же реальным, как сам длинноволосый мужчина, как окружающие его люди, как тот подвал, где они находились. И даже не видя своих аквамариновых глаз, Игидиус Игидий улыбался.
Картинка капеллы распалась, когда лязгнула дверь, а после раздались тяжелые вздохи. Мужчина посмотрел на вошедших… друзей (мог ли он звать их друзьями, или это были просто соратники? Этот вопрос тоже часто крутился в голове Игидиуса) и на того, кого они тащили.
Грециона, все еще без сознания, усадили на стул и против всех правил не стали привязывать — в конце концов, они же тут не бандиты какие-то, надо держать марку. Потом кто-то сбегал за стаканом воды и нашатырем — когда флакон поднесли к носу профессора, тот дернулся.
— Ох, — выдавил он. Стакан воды тут же выплеснули Психовскому в лицо. — Да что ж вы делаете, нашатыря мне бы хватило…
Когда зрение профессора отыскало фокус, его передернуло — Грециона смутил отнюдь не странный подвал с болтающимися на проводах лампочками, и даже не менее странные, будто купленные на барахолке, одежды людей, и уж тем более не факт своего похищения.
Глаза всех собравшихся в свете мигающих лампочек мерцали цветом небесно-голубого камня.
— Да, так себе компания, — пробубнил Грецион. — Ну здрасьте. Профессор Психовский, очень рад знакомству, хоть по голове можно было и не давать, я на контакт иду хорошо. Чем могу быть полезен?
Ошибочно думать, что всю фразу Грецион произнес отчетливо и ясно, как присягу — слова все еще немного путались. Впрочем, собравшихся здесь людей это не смутило.
— Расскажите нам, — не поворачиваясь к профессору, сказал Игидиус, — о наших глазах и об атлантах.
— А, вы, видимо, местный князь тьмы на этом шабаше. Да, определенно — волосы как у крестного отца тяжелого металла[4]… — Психовский откашлялся. — Будьте любезны воды, если я имею права просить такое на правах… пленного, получается? Только можно, пожалуйста, не в лицо.
Один из людей неуверенно посмотрел по сторонам и скрылся.
— Нет, просто я больше других могу говорить. Но на долгие диалоги меня тоже не хватает, — ответил Игидиус, наконец-то поворачиваясь. Профессор увидел лицо мужчины в свете ламп — какое-то чересчур старое для его, как прикинул Психовский, лет сорока.
— Получается, что…
— Что мы слишком погружены в свои мысли и не любим много говорить, но для вас делаем исключение. Слова — они почти как материя, а это… не то, чего мы хотим. Мысли приближают нас к идее.
Грецион потихоньку, как прощупывающий воду утеночек, начал понимать, что к чему, и решился на вопрос — тот, который почему-то всегда задают в такой ситуации.
— А чего вы хотите?
Принесли воды. Психовский с удовольствуемся принялся иссушать стакан.
— Я отвечу вам, мне не жалко, — улыбнулся Игидиус Игидий. — Мы хотим стать идеей, душой, коснуться прекрасного и покинуть этот материальный мир, отправившись в мир иной, идеальный…
Профессор поперхнулся, расплескав остатки воды. Стакан выпал из руки и покатился в сторону. Успокоив кашель, профессор вытянулся на стуле, закинув ногу на ногу.
— Стало быть, секта, — хмыкнул он. — Только не говорите мне, что вы хотите…
— Наши глаза, профессор. Мы знаем, что это ключ к спрятанной калитке, ведущий к свободе от материи, и что они помогут нам. Расскажите об атлантах — что нас ждет, когда они придут?
— Ничего хорошего, — пробубнил Грецион, тут же поймав непонимающий взгляд длинноволосого мужчины. — Хорошо. Я расскажу, никаких проблем. Только проясните один момент — вы что, планируете отправиться прямиком в рай?
— Можно назвать это и таким словом, но скорее… иной мир. Идеальный и прекрасный. Как чудесные потолки Сикстинской капеллы… Вам такого разве никогда не хотелось?
— Мне ближе восточные идеи, ну, сансара, перерождение и все такое. По-моему, куда более экономичная модель для творца, а он точно был умным малым, — посчитал важным добавить профессор, на секунду забыв, что говорит далеко не со студентами. — Но нет, не хотелось. Идиотизм какой-то, вы даже не понимаете, чего хотите.
4
Грецион имеет в виду одного их своих любимых исполнителей по прозвищу The Godfather of Heavy Metal, собственно Оззи Осборна.