Резиденту и Дронову предлагалось представить в Центр диппочтой подробный план организации и проведения встречи с Адамсом в июне 1961 года в Хельсинки.
– Ну о чем мы с тобой Под Новый год толковали, помнишь, Виктор Никифорович, – начал разговор Разумихин, зачитав отзыв Центра. – Как видишь, пока только шишки, пирогов-то нет. Василий Федорович, как мы с тобой и предполагали, ткнул нас все же носом в одно место, отметив, что мы с американцем не все сделали, что могли. Попробуй ему возрази: формально старик прав. Мы не можем с уверенностью утверждать, что доброжелатель завербован и станет надежным, ценным источником. Правильно я говорю?
– Совершенно верно, Алексей Николаевич, у нас нет стопроцентной уверенности, что Адамс пойдет на сотрудничество с нами, – ответил Дронов.
– Видишь ли, – вновь начал резидент, – Василий Федорович, конечно, стреляный воробей, его на мякине не проведешь, он старается обезопасить себя от всех случайностей, но опирается в основном на прошлый довоенный и военный опыт. Сейчас обстановка в мире совсем другая. Во время войны мы были союзниками с американцами, люди в Штатах к нам толпами шли, предлагали помощь. Сидеть в Москве на конспиративной квартире и беседовать с доброжелателем – это одно, в автомашине в центре Стокгольма без диппаспорта – совсем другое. У нас часто опыт отождествляют с количеством проработанных лет, а это неправильно. Кстати, что ты думаешь о плане, который надо представить в Центр по работе с Адамсом? У тебя есть какие-нибудь идеи?
– Кое-какие наметки есть, Алексей Николаевич, – ответил Виктор. – Думаю, не откладывая в долгий ящик, приступить к этой работе. Мне кажется, надо использовать максимально мое прикрытие для поездки в Хельсинки. Придумать какую-то правдоподобную легенду, чтобы она хорошо согласовывалась с моей работой под «крышей» и не вызывала подозрений ни со стороны шведских и финских КРО, ни со стороны работников нашего торгпредства.
– Ну что же, пожалуй, ты на правильном пути, – задумчиво проговорил генерал. – Думаю, понимаешь, что Адамс для тебя задача номер один.
После беседы с резидентом Дронов приступил к разработке плана мероприятий для поездки на встречу с Адамсом в Хельсинки.
За время работы в Швеции Виктор довольно хорошо освоил свое прикрытие. В его поведении появилась раскованность, уверенность в себе. На приемах в посольстве он по старой армейской привычке при подходе начальства уже не сдвигал каблуки вместе и не принимал стойку «смирно», держался просто, свободно, активно вступал в разговор с иностранцами, пользуясь достаточно хорошим знанием иностранных языков.
Не все шло гладко вначале. По «крыше» Дронов был совершенно неподготовлен, имел очень смутное представление о Внешторге, посетив его перед отъездом в Швецию всего два-три раза, да и регион ему был совершенно незнаком. Дополнительные трудности были с вождением автомобиля. Практически без подготовки и тренировки пришлось сразу сесть за баранку, да еще на левостороннем движении и в незнакомом городе.
Шведы показались вначале очень скучными, сухими, некоммуникабельными людьми, живущими в каком-то замкнутом, эгоистичном, неинтересном для других мире. Дронов долго не мог согласиться с резидентом, который утверждал, что если разведчик хочет добиться успехов, то должен полюбить страну и народ, среди которого живет и работает. Шведы оказались не простым орешком. Поражало совершенное незнание ими нашей советской жизни, иногда доходившее до курьезов. Как-то в беседе с местными жителями Виктор рассказал о трудностях и лишениях, которые нам пришлось перенести в годы Великой Отечественной войны. Один из собеседников вполне серьезно заметил, что в Швеции тоже было тяжело: были перебои с поставками бананов. Со временем Дронов разглядел в шведах ряд великолепных черт: трудолюбие, верность слову, патриотизм, честность и порядочность.
Особенно Виктора поражала в шведах почти что всеобщая черта – верность слову, долгу, обещанию. Даже на шведской кроне выбиты слова: «Долг прежде всего».
Однажды Дронов познакомился с одним шведом и договорился встретиться с ним через месяц у загородного ресторана. Точно в назначенное время к месту встречи подъехало такси и из него с помощью водителя на двух костылях вылез новый знакомый. Выяснилось, что он сломал ногу, но не мог перенести рандеву, так как не знал номера телефона своего русского знакомого.
Не так просто было вначале адаптироваться к коллективу торгпредства. Специфика заключалась в том, что внешнеторговые работники представляли из себя замкнутую касту, спаянную круговой порукой, ведомственными, зачастую клановыми и родственными связями. От дворника до торгпреда почти все направлялись на работу за границу по высоким рекомендациям. Торгпред был бывший секретарь парткома Министерства внешней торговли, его заместитель – сыном члена Политбюро ЦК КПСС, начальники отделов – бывшие руководящие сотрудники этого ведомства, инженеры торгпредства – детьми важных партийных и государственных чиновников. Исключение, пожалуй, составляли работники КГБ и ГРУ. Офицеры-разведчики ГРУ, работающие под прикрытием торгпредства, да и под «крышами» других организаций и ведомств, как правило, очень добросовестно относились к своим прикрытиям, успешно совмещая свою основную разведывательную работу с ведомственными делами.