Василий Николаевич был ниже среднего роста, коренаст, с неброской внешностью, круглолиц, с внимательными светлыми глазами.
Контрразведчики все чем-то похожи друг на друга, в них несомненно просматривается какой-то общий стереотип. Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что их подбирают по каким-то определенным строгим критериям. В их поведении, манерах, разговоре присутствует некий стандарт. Этого, вероятно, не избежать: каждая профессия оставляет на человеке свой отпечаток. Некоторые контрразведчики как бы чувствуют себя неловко в этой профессии среди окружающих, словно стыдятся ее, вероятно от того, что им приходится иногда заниматься чем-то недостойным, неприличным с точки зрения общечеловеческой морали, «копаться в грязном белье людей», чтобы добраться до истины, уличить и разоблачить преступника или защитить честного порядочного человека от ложных наветов. Они, как правило, не говорливы, не стараются выделиться в обществе, больше слушают, чем участвуют в дискуссиях, помалкивают. Некоторые избегают прямо смотреть людям в глаза, словно стесняются и чувствуют в чем-то свою вину, не вступают в споры и, как правило, не высказывают свою точку зрения. Под незаметной, а то и простоватой внешностью нередко скрывается острый аналитический ум, высокая эрудиция и тонкая наблюдательность, основанные на солидных знаниях и жизненным опыте.
Разные пути приводят людей в разведку и контрразведку. Иногда в это дело вмешивается и «господин случай» или какие-либо обстоятельства, независящие от человека.
Алексеев учился на третьем курсе четвертого факультета Военного института иностранных языков, готовился стать военным юристом со знанием иностранных языков, когда в его жизнь вмешался случай, круто изменивший всю его дальнейшую жизнь. К власти в стране пришел великий реформатор и волюнтарист Никита Сергеевич Хрущев. Он стал резать на металлолом военные корабли и боевые самолеты, сокращать личный состав армии. С его легкой руки в 1956 году попал в эту мясорубку и институт, который был ликвидирован. Сотни слушателей и преподавателей высочайшей квалификации были выброшены на улицу. Большинство офицеров попали под сокращение армии и были уволены без права получать пенсию.
Алексееву в какой-то степени повезло. Месяца за три до расформирования института во время перерыва после занятий начальник курса подполковник Жданов зашел в лекционный зал и, подозвав к себе Василия, сказал, что его приглашает на беседу начальник факультета. Приглашение было совершенно неожиданным. Начальника слушатели практически не знали и очень редко его видели. Эта должность была введена, чтобы куда-то деть стареющих заслуженных офицеров пенсионного возраста, которые все еще служили и не хотели расставаться с армией.
Начальник четвертого факультета, генерал-майор, герой Советского Союза Панов занимал небольшой уютный кабинет на втором этаже, где коротал время, не зная, куда себя деть от безделья, за чтением художественной литературы или иногда, особенно после обеда, дремал за столом, дабы никто не нарушал его покой. Практически у него никаких функциональных обязанностей по службе не было, так как всю работу со слушателями выполняли начальники курсов.
Получив приказ, Алексеев быстро направился к кабинету начальника, прикидывая по дороге в уме возможные причины столь неожиданного вызова. Одернув обмундирование, постучал в дверь. Из-за стола неспешно поднялся незнакомый полковник в общевойсковой форме с двумя «поплавками» на кителе и довольно большой колодкой орденских планок. Поздоровавшись, но не называя себя, он жестом руки указал на свободный стул, приглашая садиться, и вдруг проговорил скороговоркой по-немецки:
– Пожалуйста, садитесь, товарищ Алексеев и расскажите по-немецки вашу биографию.
Василий Николаевич сначала несколько растерялся от неожиданного вопроса на немецком, но уловив своим натренированным ухом шероховатости в произношении полковника, взял себя в руки и начал довольно быстро и уверенно рассказывать о себе.
Полковник слушал, не перебивал, а Алексеев между тем потихоньку разглядывал незнакомца. По орденским планкам на его груди понял, что он воевал, его седая шевелюра и морщины на загорелом лице свидетельствовали о солидном возрасте. Красивое открытое лицо с прищуром несколько выцветших, чуть слезящихся глаз очень гармонировало с его стройной фигурой. Не дав Алексееву докончить, полковник прервал его, перейдя на русский:
– Хорошо, спасибо, достаточно. Не плохо вас, вижу, учат здесь, в институте. Я представляю Генштаб, занимаюсь отбором офицеров в специальные учебные заведения. Вы, наверное, уже знаете о решении правительства закрыть этот институт?