Выбрать главу

Уиллоус, опустив боковое стекло на несколько дюймов, полной грудью вдыхал ночную прохладу.

— Скажи мне, — заговорил он неожиданно, — почему ты решила, что имеется в виду именно джин, а не тоник, стакан или лимон?

— Методом исключения, — ответила Клер. — Все остальное продается на каждом углу. А «Бифитер» — одна из двух импортируемых марок джина.

Уиллоус кивнул, по-прежнему глядя на дорогу. Они ехали со скоростью тридцать пять миль в час и уже три раза подряд проскочили на красный свет.

— Если сбросить со счета буттлегеров, — продолжала Клер, — то можно утверждать, что каждая капля крепкого спиртного в городе проходит через Систему алкогольного контроля. У них двадцать одно отделение, включая то, что находится в центральном универмаге на Ист-Хастингс, 238. Весь импортируемый алкоголь поступает на склад и лишь после этого — в магазин.

На заднем сиденье «фольксвагена» лежал большой коричневый конверт. Клер, с трудом дотянувшись до него, передала конверт Уиллоусу. Внутри лежали семнадцать глянцевых черно-белых фотографий размером восемь на десять дюймов. Верхним оказался снимок мужчины лет сорока. Уиллоус, включив свет в кабине, принялся внимательно разглядывать фото: лоб изрезан морщинами, на макушке заметная плешь, глаза на черно-белом фото казались светло-серыми, в действительности же, очевидно, они голубые, решил Уиллоус.

— Это Морис Каннингам, — объяснила Клер. — Служащий склада. Ему сорок шесть. Дважды женат и дважды разведен. Трое детей. Двое от первого брака, один ребенок — от второго. Женам выплачивает алименты. Живет один, в районе Маунт-Плизант. Последние три недели находится в отпуске, навещал брата в Калгари. На работу выходит завтра в восемь утра. И кое-что еще… Думаю, тебя это заинтересует.

— Что? — спросил Уиллоус.

— Он член «Клуба одиночек».

Уиллоус уже держал в руке следующую фотографию.

— А это кто?

— Клерк Уоллейс, управляющий складом. На остальных снимках — те, кто в настоящее время там работает.

Уиллоус наскоро просмотрел фотографии.

— Где ты их добыла?

— В отделе страховки САК.

— Ты сказала им, зачем они тебе понадобились?

— Нет, не сказала.

Сейчас они проезжали по Паэлл, мимо грохочущего корпуса сахароочистительного комбината. Уиллоус посмотрел на часы. Было далеко за полночь.

Клер сбавила скорость и повернула на Хитли. Машина пересекла три параллельно протянувшиеся железнодорожные колеи, миновала складские амбары. Дорога сужалась, освещение становилось все более скудным. По правую сторону тянулись рельсы. Слева высилась ограда из металлической сетки, по верху которой натянута колючая проволока. За оградой же — полная темнота. Какое-то время они молчали. Клер сбавила скорость, притормозила и резко взяла влево, туда, где в изгороди зияла огромная брешь.

Они проехали небольшую площадку, заваленную ржавыми трубами. Неожиданно Клер развернулась и остановилась под огромным навесом.

Футах в двадцати от них высился во мраке нос корабля. Видимость была настолько плохой, что Уиллоусу, как он ни напрягал глаза, так и не удалось разглядеть флаг или какие-нибудь другие опознавательные знаки.

— Это «Сиспрей», — сказала Клер. — Зарегистрировано как британское судно и с английским алкоголем на борту.

— Включая «Бифитер»?

Клер кивнула.

— Судя по декларации, они собираются начать разгрузку завтра утром. С шести часов. Первая партия поступит на склад в восемь.

— Ты еще кому-нибудь об этом говорила?

— Никому. Достаточно того, что это знаем мы.

Клер, потянувшись к бардачку, достала два пластиковых стаканчика и бутылку «Катти Сарк», точно такую же, как та, что она взяла у Уиллоуса в ночь убийства на автостоянке. Уиллоус держал стаканчики. Она отвинчивала металлическую крышку.

— Хочу захватить еще и Франклина, — сказал Уиллоус.

— А это разумно? Учитывая состояние, в котором он находится? — Она осторожно разливала в стаканчики виски.

— Вот как раз и выйдет из своего состояния.

— Но кроме нас троих, никто не должен знать, — сказала Клер. Они чокнулись и выпили.

Уиллоус почувствовал, как виски разливается по телу теплой волной. За стеклами хлестал дождь, который, казалось, не кончится никогда. Но вскоре должен был начаться новый день.