Остальные тоже приходили в себя. Гришка отплёвывался от песка, который набился в рот. Кузьма тёр глаза кулаками, как ребёнок.
Только Михей молчал. Сидел на песке, обхватив колени, и смотрел на воду пустым взглядом.
— Думаю, дело в ухе, — начал я излагать версию. — Гришка, ты же вчера травы собирал? На болоте?
— Ну… собирал… — Гришка недоумевал, всё ещё выплёвывая песок. — Для навара, как всегда. Мята, чабрец, душица…
— Вот. Случайно дурман-траву прихватил. Или белену. Может, болиголов. Они похожи на обычные травы, особенно в сумерках. Сварил в ухе, мы все отведали. Вот и результат, морок, видения, галлюцинации. Массовое отравление.
Рыбаки переглядывались. В глазах сомнение боролось с желанием поверить в простое объяснение.
— Но… но мы же не спали! — Тимоха всё ещё дрожал. — Я помню! Туман пришёл! И пение!
— Галлюцинации кажутся абсолютно реальными, — кивнул я. — На моей памяти был случай, целая деревня наелась хлеба со спорыньей. Все видели огненного дракона на небе. Кричали, прятались. А на самом деле обычное пищевое отравление.
Степан первый спохватился, оглянулся:
— А солнце-то уже встаёт! Мы всю ночь тут провалялись?
Действительно, туман начинал редеть. На востоке небо из серого становилось розовым. Птицы просыпались в кустах, воробьи зачирикали, синицы засвистели.
— И ничего не случилось… — Кузьма оглядывался, словно не веря глазам. — Мы в Бабьем затоне. При солнце. И живы.
— Так может, и правда травка? — в голосе Степана появилась надежда.
Гришка первый начал смеяться. Нервно, с истерическими нотками:
— Вот дураки! Всю жизнь боялись! А тут просто… просто я травку не ту сорвал! Ха-ха-ха!
Смех оказался заразителен. Тимоха хихикнул, потом захохотал. Кузьма усмехнулся в бороду. Даже Степан позволил себе улыбнуться.
Только Михей молчал. Поднялся на ноги медленно, отряхнул песок. Посмотрел на меня долгим взглядом своих белёсых глаз. Отвернулся
— Мужики, — Степан, как старший, взял инициативу. — А давайте никому не скажем?
— Это почему? — удивился Тимоха, вытирая слёзы от смеха.
— А подумай башкой! Все боятся сюда днём соваться. А мы теперь знаем, тут нечего бояться! Будем рыбачить спокойно, без конкуренции! Место-то рыбное!
— Точно! — Гришка хлопнул себя по лбу. — Пока другие трясутся, мы тут все сети наполним!
— И цены собьём на рынке, — добавил практичный Кузьма. — Будут только у нас брать
План всем понравился. Жадность побеждала страх окончательно.
Пока они обсуждали будущие барыши, я пошёл к палатке. Собрал спальник, свернул палатку, уложил всё в рюкзак.
Рыбаки спохватились, бросились помогать. Тимоха осмелел, бросился в воду. Притащил к берегу за канат мою лодку. Разумеется, Капли в ней уже не было.
— Спасибо за уху, — сказал я, усаживаясь. — И за компанию. Познавательно было.
— Это вам спасибо, барин, — поклонился Степан. — Если б не вы с вашей догадкой про травы, мы б до сих пор думали…
Он не договорил. Все понимали, думали бы, что чудом спаслись от русалки.
Я оттолкнулся от берега, включил движитель. Лодка дрогнула, потом плавно отошла.
— Приезжайте ещё! — крикнул Тимоха. — Уху сварим настоящую, без дурман-травы!
— Рыбки наловим! — добавил Гришка. — Теперь-то знаем, что бояться нечего!
Махнул им рукой. Лодка набирала ход, берег растворялся в остатках тумана.
Позади оставался Бабий затон. Тихий, спокойный, безопасный. Больше никто не умрёт. Больше не будет вдов, рыдающих на берегу.
Только рыбаки будут сюда ездить как к себе домой. И ловить рыбу.
А легенда о русалке потихоньку забудется. Превратится в сказку для детей.
Несколько лет спустя.
Летний вечер наступил в деревне Каменка. Солнце уже село, но небо было ещё светлое, с розовыми прожилками облаков. Воздух тёплый, пах сеном второго покоса.
На завалинке возле старого дома сидел Михей. Его борода стала совсем седая, спина сгорбилась. Но глаза остались прежними: светлые, внимательные, словно видят насквозь.
Вокруг него собралась ватага деревенских ребятишек. Человек десять разного возраста, от пяти до двенадцати лет. Грязные, счастливые, пахнущие речкой и ворованными яблоками.
Михей со взрослыми по прежнему оставался молчаливым. За весь день мог три слова сказать. Но дети его обожали. Для них он был лучшим рассказчиком на свете и мастером деревянных игрушек.
Вырезал свистульки, которые пели разными голосами, лошадок с настоящими гривами, кукол с узнаваемыми лицами односельчан.
Сейчас он достал старый нож с костяной ручкой и липовую чурку. Начал строгать, и одновременно рассказывать тихим голосом историю, которую дети уже слышали много раз, но всегда просили повторить.