Пылкий и порывистый Узун-Дугай сложил голову в боях с Ойханом, а сам Ойхан, которого не спасли от свержения его осторожность и предусмотрительность, скитался где-то в далеких южных пустынях.
— Пришло время, — говорил вельможам каган, — решить судьбу моего недостойного брата. Великое небо благословило меня повелевать всеми странами, на кои когда-либо ступало копыто хуннского коня, и возродить наше былое могущество!
Готовьте дружины. Пройдя черными песками, мы обрушимся на жалкие остатки войск Ойхана и либо захватим его, либо совсем изгоним из наших степей…
— Не забудь, отец, — заметил рослый и широкоплечий сын кагана Гюйюйлишу, [37]— что на севере от нас остаются непокорные племена кыргызов и динлинов. Семь лет назад они пытались посадить на трон Узун-Дугая, а ныне снова наточили стрелы и только и ждут, когда мы повернемся к ним спиной.
— Кыргызы, динлины! — гневно воскликнул каган. — Да что же это за вечное зло для нас? Придешь с войском в землю кыргызов — динлины ощетиниваются оружием. Обрушишься на Динлин — кыргызы готовят удар тебе в спину! Сколько раз ходили прежние каганы против динлинов! Опустошали их землю, жгли селения, облагали данью, делали своими рабами! Проходило несколько десятков лет, и снова орды динлинов угрожали Орхону!
— Ну что ж, — заметил шаман, — ведь они одной крови с нами, хотя и ниже по рождению.
— Как? — воскликнул Гюйюйлишу. — Эти дети волка одной крови с нашими славными предками?
— Да, я тоже слышал об этом, — подтвердил Чжи-чжи, — расскажи нам, что знаешь об этом, Премудрый.
— Ну, слушайте, — начал, помолчав Абохай. — В давние времена у одного кагана родились две дочери необыкновенной красоты. Многие князья и старейшины добивались получить их себе в жены. Но каган сказал: «Могу ли отдать человеку такую красоту? Я подарю их небу». Итак, он велел построить в северной стороне роскошный терем и поселил там дочерей. Через некоторое время мать пожелала взять их обратно, но каган сказал: «Еще не пришло время». Вскоре после этого старый волк стал сторожить дочерей кагана. Он вырыл себе нору под теремом и вечерами долго выл, подняв морду к месяцу. Тогда младшая дочь сказала: «Отец поселил нас здесь, желая предоставить небу, а ныне пришел волк. Я сойду к нему. Может быть, его приход имеет счастливое предзнаменование». Старшая дочь кагана пришла в ужас: «Что ты задумала, сестра? Это животное! Не срами родителей!» Но та не послушала. Она вышла к волку. От них-то и родились предки динлинов. Поэтому когда динлины поют песни, то воют подобно своему мохнатому пращуру, и мы зовем их детьми волка.
Абохай кончил рассказ. Некоторое время все трое молчали. Но вот Чжи-чжи встрепенулся:
— Все это весьма поучительно, что ты поведал нам, Премудрый, но дело сейчас не в этом. Я думаю о том, как обезвредить это змеиное гнездо на севере моих владений?..
Маленькие глазки шамана словно угольки сверкнули из-под бровей:
— Я дам тебе совет, каган! Но ты должен быть решителен. Опасен союз динлинов с кыргызами. Может стать опасным и Ойхан. Иные из твоих врагов перебегают к нему. Послать часть войск на север значит ослабить ставку. Я предлагаю другое. Возьми всю орду. Присоедини к ней войска покоренных тобою племен и брось все это в землю кыргызов. Оставь и сам ставку на Орхоне. Разрушь и уничтожь все вокруг и перенеси свое местопребывание на север. Пусть Ойхан, если он вздумает явиться сюда, застанет на Орхоне пустыню. Он не в силах будет сразу продолжать путь на север. А ты наводни своими войсками кочевья кыргызов, наполни их пастбища своим скотом и утверди там свою ставку. Они вынуждены будут оставить свою землю. Но куда они пойдут? На западе лежат владения исседонов, которые хотя и ненавидят тебя, но дрожат перед твоим славным и грозным именем. На востоке от них — земли подвластных тебе племен. У них останется один путь — на север, в горы, к их союзникам — динлинам. А когда двое равных и свободных оказываются вместе на одной земле, то ни один не отдаст добром другому мест своих поселений, кочевий или пастбищ. И тогда между динлинами и кыргызами вспыхнет вражда. А когда сердца их до краев наполнятся злобой и местью, ты предоставишь им истреблять друг друга, с отборными дружинами бросишься на юг и нанесешь удар презренному Ойхану. Действуй так, каган, и ты возвысишься, как никто!
Каган просиял.
— Воистину, — воскликнул он, глядя на Абохая, — ты недаром носишь свое прозвище — Премудрый!
Горячее степное солнце жарким дыханием опалило землю. Далекие синеватые горы, казалось, плыли в дрожащих струях воздуха. Густые высокие травы тронула желтизна, и они никли к земле словно войско, скошенное стрелами врагов. Легкий ветерок с юга обжигал лицо и нес серую пыль, которая хрустела на зубах. По равнине рассыпались отряды всадников в шерстяных и кожаных халатах. Среди остроконечных шапок и непокрытых голов с развевающимися волосами выделялись железные и медные шлемы военачальников. Солнце высекало искры из лезвий коротких прямых мечей и наконечников копий. Среди воинов можно сразу различить стройных, черноглазых кыргызов, с деревянными и костяными защитными пластинами на груди и плечах, широкоскулых массивных ухуаньцев — их было немного, — высоких белокурых динлинов, которые держали в руках вместо мечей свое излюбленное оружие — клевцы на длинных рукоятях.
На невысокой возвышенности, под значком на длинном шесте с бронзовым изображением изогнувшегося в прыжке барса восседал на белом коне стройный широкоплечий военачальник с волнистой русой бородой. Он еще молод, но серьезный и строгий взгляд выдавал недюжинный ум. Его окружали несколько всадников. Один из них, молодой кыргыз, с ног до головы покрыт пылью. Лоснящиеся от пота бока его коня тяжело вздымаются.
— Начальник, — говорил юноша прерывающимся голосом, — стан кагана в трех переходах от нас. А передовые отряды его будут здесь раньше, чем солнце начнет клониться к закату. Мы столкнулись с ними за ближними холмами!
— Удалось ли тебе узнать, — спросил молодого воина один из полководцев, пожилой ухуанец с рябым лицом, — кто ведет передовые отряды хуннов?
— Удалось, почтенный Гюйлухой. Во главе их стоит старейшина Тудаменгу, и число всадников его немногим более, чем у нас.
— Будь осторожен, Алакет, — обратился к русобородому военачальнику одноглазый старик кыргыз, — Тудаменгу — старая лиса, знает много военных хитростей. Ведь я сражался бок о бок с ним в войсках покойного Дугая…
— Кюль-Сэнгир прав, — поддержал старика третий военачальник средних лет, голубоглазый динлин на вороном коне, — да ты, Алакет, и сам хорошо знаешь, что, если Тудаменгу упорно бьется лицом к лицу с врагом, это значит, что часть войска его уже двинулась в обход, чтобы ударить в спину. А если его хунны начали отступать, жди, что где-нибудь в овраге преследователей караулит засада!
Алакет задумался. Но вот он поднял глаза, обвел взглядом военачальников, и они замерли в седлах, ожидая приказаний.
— Тудаменгу хитер, — сказал Алакет, — но мы должны оказаться хитрее. Войско его немногим более нашего. Устроит ли он засаду или попытается нанести удар в спину, он должен будет разделить войско на две части, каждая из которых будет слабее наших неделеных сил. Мы поставим в центре отряды твоих динлинов, Бандыр, — обратился Алакет к военачальнику на вороном коне, — а кыргызы Кюль-Сэнгира займут правое и левое крыло. Когда Тудаменгу вступит в бой, вы должны начать медленное отступление, но ни в коем случае не обращаться в бегство и не расстраивать своих рядов. При этом центр должен податься назад больше, чем крылья.