Действительно, люди знали, что к селению рода Быка приближается караван купцов из Хорезма и Согдианы. Путь их лежит в дальние восточные земли. И уже два дня назад Тайгет с сыном выезжал навстречу хорезмийцам, обещал за хорошее вознаграждение сопровождать караван на восток и охранять его в дороге. Можно будет предпринять набег на какие-нибудь племена на пути движения каравана, захватить богатую добычу, скот и рабов.
— Я не хочу, — продолжал Хориан, — чтобы наши юноши уподобились псам, охраняющим чужое добро в надежде на кусок мяса, который им бросит хозяин! У нас есть многочисленные стада, ячмень и сильные руки, чтоб жить привольно и безбедно. А грабить чужие племена мы не будем. Истинный динлин не тронет того, кто не причинил ему зла. Идемте, дети мои!
И, величественно повернувшись, Хориан покинул площадь. За ним последовали сыновья и внуки.
Еще несколько стариков ушли с площади, уводя мужчин своих семей. Около половины воинов рода присоединились к старейшине и Тайгету.
— Несносный старик! — пробормотал себе под нос старейшина, но более ничего не сказал.
Враждовать всерьез с Хорианом, прославленным едва ли не во всей земле Динлин, он не решался.
Поздней осенью, когда по небу неслись с дальних гор свинцовые тучи и пожелтевшие травы полегли от холодных дождей, дружина Тайгета вернулась с востока.
Первыми увидели Тайгетовых воинов Дунгу, Алакет, Бергун и Канзыр. Они гнали с гор отару овец, торопясь переправить скот в долину до того, как на хребтах начнутся свирепые бураны и снежные заносы.
— В степи всадники и повозки, — крикнул Алакет, вглядываясь сквозь сетку дождя.
— Кто бы это мог быть? — отозвался Дунгу. — Гоните отару в селение, — добавил он. — Не останавливайтесь. Может, это враги. Сейчас узнаю.
И повернув коня, он поскакал навстречу приближающемуся отряду.
Вот уже всадники близко. Судя по посадке, это динлины. О, да ведь это люди рода Быка!
Устало рысят под холодным дождем их кони. Всадники съежились в седлах. Многие лошади без седоков. На них кожаные и войлочные вьюки. Натужно скрипят повозки, запряженные быками. Видно, нагружены они богатой добычей.
Несколько повозок крыто цветными коврами. В них хорезмские купцы. В кольце всадников бредет большое стадо…
Но как поредела дружина Тайгета!
А где же он сам?
Впереди под шестом с бронзовой фигуркой быка едет Чжигас.
Дунгу склонил голову перед прославленным воином:
— Приветствую достойного! Удачен ли был поход?
— Будь здрав, Дунгу. Ты видишь, мы возвращаемся со славой и добычей. Но многие воины продолжают путь. Они на дороге в сияющую обитель владыки неба и грозного духа войны! Во глазе их славный вождь — Тайгет. Они погибли достойно, лицом к врагу и с оружием в руках.
Дунгу склонил голову, выражая этим почтение погибшим воинам. Затем повернул коня и помчался догонять отару.
Между тем юноши, подгоняя овец, с тревогой оглядывались. Кого встретил дядя Дунгу, друзей или врагов?
Но вот Дунгу вынырнул из серой пелены дождя.
— Алакет, скачи в селение. Скажи людям, что возвращается дружина Тайгета.
Братья обратили внимание на хмурый взгляд и опущенные плечи дяди, но промолчали. Ибо младший не должен надоедать старшему вопросами. Старший сам знает, что надо сказать младшему.
И Алакет помчался в селение.
Когда дружина подошла к долине, все сородичи во главе со старейшиной вышли навстречу.
Возгласы приветствия перемежались с горестными воплями женщин, потерявших близких.
Многие погибли в походе. Тела всех их невозможно было вывезти с полей сражений. Но останки нескольких знатных воинов, в том числе самого Тайгета, дружина доставила в селение обернутыми в плотную ткань.
И вот теперь старейшина стоял понурив голову у повозки, где покоился его мертвый брат, а рядом, причитая по умершему, опустились на колени три жены Тайгета.
И снова собралась дружина на площади у священного огня.
Предстоял раздел добычи, захваченной в походе, и платы, полученной от купцов за охрану каравана.
На бревенчатом возвышении, сооруженном по этому случаю, восседали члены совета рода. У помоста стояли воины. Над костром произносила заклинание шаманка.
Захваченный в походе скот пригнали на площадь.
Здесь же находились вскрытые тюки с дорогими тканями, бронзовыми и золотыми украшениями, оружием и драгоценными раковинами каури, попавшими в северные земли с далеких южных морей.
Рабов было немного. Слишком мало динлинов уцелело в походе, чтобы гнать с собою многочисленных пленных. Поэтому многих пленных сразу после боя приносили в жертву духу войны, хотя хорезмийцы и обещали за них Чжигасу большую плату.
Хорезмийцев на площади не было. Рассчитавшись с Чжигасом в присутствии двух пожилых дружинников товарами и раковинами каури, они поспешили на далекий запад. Они торопились попасть в свои теплые земли до того, как на горных перевалах выпадут снега.
— Пусть говорит Чжигас, — торжественно начал старейшина, — он был главою дружины после ухода нашего славного сородича Тайгета в мир духов. Как будет разделено это имущество между воинами?
— Следовало бы сделать это по обычаю, — сказал Чжигас и добавил, обратясь в сторону молодых воинов, которые стояли вместе левее помоста. — По обычаю имущество, добытое в походе, делится между воинами по числу врагов, убитых каждым. А из этого воин выделяет долю князю племени, старейшине, вождю дружины и духам. Но, — Чжигас обратился снова к совету рода, — в тяжелых битвах, где наши воины то наступали, то отступали, они не успели снять скальпы с каждого убитого врага. Трудно сосчитать, кто сколько сразил. Поэтому я предлагаю сделать так: разделить всю добычу поровну между воинами, считая сородичей, ушедших в мир духов. Долю ушедших в мир духов отдадим их семьям.
Чжигас обратил вопросительный взгляд к старикам.
Те согласно кивнули.
Но внезапно раздался скрипучий голос Байгет.
— Так что же, Чжигас! Лишь одну долю добычи отдаешь ты великим духам? Мало, мало жертвуете вы священным покровителям рода! Гневаются они! Недаром владыка неба взял столько жизней у нашего рода в этом походе!
Чжигас недовольно нахмурился. Среди воинов послышался ропот, но тут же смолк под грозным взглядом шаманки.
Угрюмо расходились воины. Львиная доля добычи досталась старейшине, Чжигасу, Байгет.
Даже пир, устроенный тут же на площади после дележа, не вызвал обычного веселья.
Молодой воин Умахет подошел к своему дому, держа в руке хорезмийскую ткань с ярким узором.
Мать Умахета и черноглазая сестренка Мингюль гнали десяток овец. Вот и вся добыча!
В доме большерукий, худощавый, преждевременно поседевший отец Умахета поднялся с кошмы, сокрушенно покачал головой и проговорил:
— Вот и все великое богатство, добытое моим сыном. Впрочем, хвала духам, что ты вернулся. Но жаль, что я, старый глупец, не послушал Хориана и дозволил тебе идти в поход.
Умахет промолчал, положил к ногам отца хорезмийскую ткань.
Отец устало улыбнулся.
— Ну, и кому мы отдадим этот лоскут?
Он обменялся с женой понимающим взглядом и бросил ткань на плечи дочери. Черные глаза Мингюль удивленно раскрылись, она радостно вскрикнула и закружилась на одном месте.
А старик смотрел на дочь, и в глазах его светились нежность и печаль.
Уже много лет род Быка не сооружал новых склепов. Последний из них давно был полон останками покойных сородичей, сожжен по обычаю и засыпан землей. Умерших за последние десять лет хоронили в земляных насыпях над склепами или в одиночных могилах.
Но сейчас предстояло хоронить Тайгета — великого воина, родного брата старейшины. Кроме того, дружинники привезли останки еще нескольких сильных воинов. Им надлежало воздать почет. Собравшиеся сородичи единодушно решили построить весною новый склеп.