– «Письмецо в конверте»? – полюбопытствовал Глеб.
– Да, – отрывисто ответил редактор. – Письмецо. – Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт – всё лежалое, желтоватое. – Вот, ознакомься…
– «Дорогая редакция! – заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. – Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»
Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником – астральное тело.
Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.
– И что? – с недоумением спросил ученик чародея, бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.
– Теперь стишок прочти!
Портнягин освободил от скрепки второй листок.
– «Узник», – несколько озадаченно огласил он. Хмыкнул, пробежал глазами первые строчки. – По-моему, я это уже где-то читал…
– Я – тоже, – мрачно откликнулся редактор.
– Нет, это не ко мне, – решительно сказал Глеб, возвращая бумаги и скрепку. – Это к участковому. Или к психиатру.
Такое впечатление, что Леонид Маркелович был слегка шокирован портнягинской прямотой.
– Глеб! – пристыдил он. – Ты же колдун! Как ты можешь?
– А что я такого сказал?
– Ты что же, хочешь, чтобы мы вернулись во времена воинствующего материализма? – Редактор был не на шутку взволнован. – Чтобы снова невинных людей огульно обвиняли в литературном воровстве? Высмеивали всенародно, издевались, к позорному столбу ставили…
– Так если воруют…
Маркелыч поник, вздохнул судорожно.
– А вдруг нет? – спросил он с тоской. – Вдруг надиктовал он ей? Из некромира, а?.. Были же случаи: вселится в человека дух Бунина… или Ахматовой… Ты же колдун, Глеб! – беспомощно повторил он. – Стало быть, должен понимать, что временное подселение души – никакая не выдумка!
– Ну, публикуй тогда…
– Щаз! – огрызнулся редактор. – Представляю, как это будет выглядеть! «Узник». Стихотворение Пелагеи Чиркуль…
– Тогда не публикуй…
– Хорошо тебе! – жёлчно позавидовал Маркелыч. – А мне как прикажешь быть? Стоит только произнести слово «плагиат» – такое начнётся! Прикинь: редактор оккультной газеты, отрицающий возможность инкарнации…
– Маркелыч! – с ухмылкой перебил ученик чародея. – Ты кому зубы заговариваешь? Придумал – инкарнация! Тогда бы от письма знаешь какой аурой разило? А не разит… Ну я тебе говорю: никто в твою Пелагею не вселялся!
– А как докажешь? – глухо сказал осунувшийся от переживаний редактор. – Мало ли что вокруг письма ауры нет! Значит, вокруг черновика была… А черновик наверняка уже выброшен! Ищи-свищи… Мы же мистики, Глеб! – с душераздирающей проникновенностью напомнил он. – Ну не можем мы вот так… грубо, бездуховно… Не имеем права! Подписчиков растеряем! И так уже вон на ладан дышим…
Портнягин прыснул.
– Ты знаешь что? – предложил он. – Ты стишок тисни, а фамилию автора поставь настоящую…
– Тогда уж давай всего Крылова с Державиным печатать! – вспылил редактор. – Из номера в номер…
– Хитрый ты мужик, Маркелыч, – проницательно заметил Глеб, прихлёбывая чаёк. – Чего ты от меня хочешь-то?
Редактор скроил виноватую мину, что совершенно не шло к его мужественному благородно-седовласому облику:
– Пригрозил бы ты ей, а? Из астрала…
Портнягин усмехнулся.
– С этого бы и начинал, – сказал он. – Ладно. Попробую.
Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и кормил учёную хыку. Ну и натаскивал заодно. Создав шарообразную мыслеформу «за кандидата агитировать пришли», чародей направлял её в сторону койки, но, как только из бездонных подкроватных глубин раздавалось нетерпеливое алчное поскуливание, менял установку – и лакомый пузырь положительной энергии, игриво пританцовывая, отлетал на безопасное расстояние. Хыка сплошь и рядом оказывалась проворнее: следовал неуловимый бросок из-под кровати – и мыслеформа исчезала, не успев сманеврировать. Серо-белый кот Калиостро, равнодушный к подобным забавам, как всегда, дрых на мониторе, подложив заднюю лапу под голову. Куда он при этом девал три остальные – неясно.