Выбрать главу

– Моя бедная женщина, – сказал не лишенный сострадания старый священник, – об этом ребенке хорошо позаботятся, куда лучше, чем сможешь это сделать ты.

– Господь вверил ее моим заботам! – повторила Эстер Принн, повышая голос почти до крика. – И я ее не отдам!

Затем, словно повинуясь внезапному импульсу, она развернулась к молодому священнику, мистеру Диммсдэйлу, на которого до этого момента едва ли взглянула хоть раз.

– Заступитесь же за меня! – вскричала она. – Вы были моим пастырем, вам была вверена моя душа, вы знаете меня лучше, чем все эти люди. Я не потеряю этого ребенка! Скажите же слово! Вы знаете – в вас есть сострадание, которого не хватает им, – вы знаете, что у меня на сердце, и каковы права матери, и насколько сильней они, когда у этой матери есть лишь дитя и алая буква! Вы же видите! Я не потеряю этого ребенка! Увидите!

В ответ на эту дикую искреннюю мольбу, указывавшую, что ситуация подтолкнула Эстер Принн к самой грани безумия, молодой священник немедленно шагнул вперед, побледнев и прижав руку к сердцу, как было свойственно его нервному характеру в минуты возбуждения. В тот миг он выглядел куда более измученным и истощенным, нежели в сцене публичного позора Эстер. То ли пошатнувшееся здоровье, то ли какая иная причина, но его большие темные глаза в меланхоличной глубине своей выразили всю боль мира.

– В том, что она говорит, есть истина, – начал священник голосом мягким, дрожащим, но мощным, настолько, что холл и пустые доспехи откликнулись эхом. – Истинно то, что говорит Эстер, и чувство, что ее вдохновляет! Господь дал ей ребенка и дал ей инстинктивное знание его природы и требований – и то и другое кажется мне равно важным, – которого лишено любое другое смертное создание. И, более того, разве не обладают некоей противоестественной святостью отношения между этой матерью и этим ребенком?

– Это… о чем вы говорите, добрый мистер Диммсдэйл? – вмешался губернатор. – Поясните, прошу вас!

– Это несомненно так, – заключил священник. – Поскольку, рассуди мы иначе, разве мы тем самым не скажем, что Небесный Отец, создатель всего живого, с легкостью признал семя греха и не делает различий между греховной похотью и святой любовью? Это дитя, порожденное виной отца и позором матери, послано рукой Божией, дабы множеством путей влиять на ее сердце, что так искренне и с такой горечью молит сейчас о праве сохранить ниспосланное. В этом ребенке ее благословение – единственное, что отведено ее жизни! Нет сомнений в том, что дитя предназначается, как уже сказала нам его мать, и для воздаяния, как пытка, которую она испытывает во множестве самых неожиданных моментов, удар, укол, постоянная агония в сердце беспокойной радости! Разве она не выразила этой мысли в платье бедного ребенка, так отчетливо напоминающем нам об алом символе на ее груди?

– И вновь хорошо сказано! – воскликнул добрый мистер Уилсон. – Я боялся, что эта женщина не думала ни о чем, кроме как сделать манекен из своего ребенка!

– О, это не так, не так! – продолжил мистер Диммсдэйл. – Она осознает, поверьте, священное чудо, которое Господь даровал ей в существовании этого ребенка. И может чувствовать также, – кажется мне, истинно, – что прежде всего это благо предназначается для сохранения души его матери, чтобы сохранить ее от чернейших глубин ада, в которые Сатана мог бы затянуть ее, не будь этой девочки! Следовательно, благом для этой несчастной грешницы будет забота о детской бессмертной душе, способной на вечную радость и печаль, – пусть учит она дитя пути истинному, и пусть дитя каждый миг напоминает ей о ее падении и все же учит по оставленному нам Создателем завету, что дитя, возведенное родителями на Небеса, сможет поднять родителей за собой! И в этом грешная мать счастливее грешного отца. А потому для блага Эстер Принн, и в не меньшей степени для блага бедной девочки, да оставим мы их в том положении, в котором оказались они по воле Провидения!

– Вы говорите, друг мой, до странности пылко, – сказал старый Роджер Чиллингворс, улыбаясь ему.

– И я сознаю важность того, что рассказал нам мой юный брат, – добавил преподобный мистер Уилсон.

– Что скажете вы, почтенный мистер Беллингем? Разве он недостаточно просил за эту бедную женщину?

– О да, вполне достаточно, – ответил судья, – и привел такие аргументы, что мы желаем оставить сии материи в том виде, в котором они пребывают сейчас. По крайней мере, до тех пор, пока с этой женщиной не будет иного скандала. И все же следует позаботиться о том, чтобы дитя начало обучение грамоте и катехизису, о чем позаботится мистер Диммсдэйл. Более того, в надлежащее время он же должен будет проследить, чтобы дитя ходило и в школу, и в церковь.

полную версию книги