— Вот так оно с хозяйством… Поросенок, щенок, черт, чертов отец. А ты думаешь, почему я стал музыкантом?.. Ну, как скрипка, возьмешь ее?
— Еще поговорим, — ответил Серафим и вышел, потому что спешил.
Поросенок с самого утра непоеный, некормленый. Белый с детьми, а что эти дети знают? Жена в поле, а он… И вздыхает Серафим: «Жил на этом свете немец и всю свою жизнь одни только вальсы играл… Эх, бедный немец!»
Приходит он домой, берет быстро ведро с завалинки, дать воды поросенку, глянь — а тот уже мертв. Садится он на землю и думает: «Вот так! Одной рукой тебе бог дает, другой — смерть отбирает… Что теперь скажет товарищ агент?»
Смотрит, а рядом, тут как тут, она, жена.
— Что с тобой, муженек?
— А что может быть, если хорошего ничего? Не устанешь в поле, устанешь в селе, все равно отдыха никакого.
— Ничего, пусть на завтра останется…
— А еще вот что: поросенок подох…
— Ну, не умер бы сегодня, умер бы завтра. Хорошо, что бог бычка нам оставил.
— И он подохнет…
— Типун тебе на язык! Где он?
— Да с ребятишками в лесу.
— Разве так можно?.. Почему бы тебе о нем не позаботиться, почему бы тебе его не накормить, а я пока что поесть приготовлю. Слушай, может, зарезать нам этого петуха, а то мне что-то хочется борща кислого…
— М-да… — привычно отвечает Серафим.
Вот так оно, то одно, то другое, а они, молодые, привыкают понемногу хозяйничать. Да, так: нет хорошего вначале, будет оно в конце, было бы только здоровье, остальное приложится.
Берет она, Замфира, и ловит петуха, а это ей раз плюнуть, ведь он к палке привязан. Берет она нож и говорит Серафиму:
— Давай быстрей, на, делай дело мужское, а то вода вскипела уже, — и пошла по своим делам.
Остался Серафим с ножом и петухом и говорит:
— Резать тебя, значит… А скажи-ка мне, почему? — И берет губами его гребешок и то целует, то кусает. — А кто меня разбудит завтра утром? Радио, да? Если ему я заткну рот — тебе-то как заткну? Кто мне гостей покличет, если больше никто не умеет? А на кого мне смотреть, как дерется с соседскими петухами, эй ты, петух! И кто сына моего, как меня самого, оповестит, чтоб женился? — И как держал его, так взял да и выпустил, да еще кричит: — Ой, жена, я его упустил!
— А ты давай лови снова!
— Этого еще не хватало! Не пойти ли мне лучше за винтовкой к Ангелу?
Смеется Замфира да и говорит:
— Поди-ка ты лучше за Белым. Свечереет — сама поймаю… Да возьми топор, может, дров принесешь.
Вот она, женщина: тебе же работу дает, тебе же отдыхать предлагает.
А лес прямо за домом. Ищет Серафим бычка то на одной поляне, то на другой и зааукал разок, а слышать ничего не слышит. Срубил он тогда себе деревцо и тянет-тянет к дому. А там глянь — весь двор полон детьми, а под орехом бычок его ждет.
— Добрый день.
— Добрый вечер.
— Доброй ночи…
— Доброе утро…
Видали: каждый сопляк хочет показать, что умеет здороваться.
— Напоили его, бре! Накормили его, мэй!
Смотрит Серафим на бычка: ай, как он горд! Ай, как он сыт! Ай, как напоен! Ай, как ухожен… А как его разукрасили — будто новогоднюю елку. На белом хвосте белый бантик, у копыт — ленточки, в ушах колокольчики — откуда, ребята, столько репейничков!
— А какой он добрый и ласковый, бадя Серафим, — говорит один, Джику.
— А Петрикэ учил его бодаться!..
— А Валера говорил: «Отпустить его навсегда в лес, точно станет зубром». Или это правда, бадя?
— А Серафим говорил ему афоризмы и твист перед ним танцевал!
— А Петруц плакал: «Такого и я видел у отца».
— А Влад его прозвал Символом!
— А Архип садился верхом, — говорит Ион.
— А Василе говорил: «Был бык, быком останется!»
А Серафим слушает это и чистит бычка своего и думает: «Ну и умные пошли теперь дети, господи боже… Прости меня, а то я другое хотел сказать».
А Замфира не может глаз ото всех оторвать: «Ох, ну и муженек у меня, пары ему не сыскать, гляди, как липнут к нему дети!»
— Пока сваришь мамалыгу, пойду его попасу, а то до завтра не дотянет, — смеется Серафим.
— Леля Замфира! — в один голос кричат ребята. — Дай нам тыкву поиграть-покатать!
Жена смотрит на мужа, а тот головой качает: «Ну и наделил же нас бог умом» — и говорит:
— Дай, пусть потешатся. Все равно у нас поросенка нет. — И тут же срывает тыкву, вынимает нож и давай вырезать, говоря себе: «Будь что будет, а кровь уж точно не потечет».
Разинули рты мальчишки, а там глянь — тыква уже превратилась в маску лели Замфиры.