Затем герцог обратился против южной армии, которой командовал сам принц Оранский. Хотя Альба и не смог воспрепятствовать ее переходу через Маас, большего восставшие не достигли. У них не было продовольствия, которое Альба приказал перевезти с равнины в крепости, не желавшие впускать принца Оранского. Долгожданная помощь от французских гугенотов не пришла, а попытка навязать Альбе битву не удалась. Потерпев неудачу, принц Оранский в октябре был вынужден отступить и искать убежища на французской территории. Его войско, не получив обещанной платы, рассеялось. Так и не приняв боя, Альба вновь блестяще выполнил свою задачу.
Еще до подавления восстания Альба, ссылаясь на плохое состояние здоровья и неблагоприятный климат Нидерландов, попросил отозвать его. Он повторил теперь эту просьбу, по праву сославшись на то, что «еще ни один король не имел в Нидерландах столько власти, сколько Филипп теперь», и со свойственной ему ясностью добавил, что сам в высшей степени нелюбим. В конечном счете, он ничего не сделал для того, чтобы это изменить.
То, что Филипп не удовлетворил этой просьбы, было наверняка первой и самой большой ошибкой, которую он сделал, пытаясь сохранить свое господство в Нидерландах. То, что сам он в этой ситуации не прибыл в Брюссель, было его второй ошибкой. Альбе пришлось терпеливо выжидать, будучи облеченным высокими почестями — среди прочего были шляпа и шпага, которыми папа отметил его к Рождеству 1568 года, что полагалось лишь правящим князьям и было передано ему во время торжественной мессы в Брюсселе в следующем году.
Возможно, у Филиппа на основании сообщений Альбы сложилось неверное представление о положении в Нидерландах и он считал, что победа над восставшими решила все. Очевидно, таким было и мнение герцога. Характерной для его менталитета является статуя, которую он сам себе воздвиг в Антверпене и которую выполнил фламандский скульптор Йонгелинг. Все в ней должно было символизировать строгое и справедливое правление. На постаменте выгравировано:
Фернандо Альваресу де Толедо, герцогу Альбе, правителю Нидерландов при Филиппе II, который подавил восстание, разбил мятежников, восстановил религию, обеспечил право, установил мир. Вернейшему слуге лучшего из королей.
Памятник, отлитый из пушки, простоял на своем месте в Антверпене лишь несколько лет. Он раздражал короля, вызывал зависть Эболи, и преемник Альбы Реквезенс приказал его убрать; позднее он был опять перелит в пушку. Впрочем, в эти довольно непосредственные времена было принято воздвигать себе памятники при жизни. Папы и бюргеры, меценаты и князья заказывали изображения и чувствовали себя вправе прославлять свои дела. Несмотря на это, современники Альбы расценили появление статуи как недостойный знак высокомерия и с удовлетворением восприняли ее исчезновение. Несколько позже преподобный Морильон, которому мы обязаны многими сведениями о деятельности Альбы, написал Гранвелле то, что печально противоречит надписи на памятнике:
«Что бы из этого ни вышло, герцог Альба оставит потомкам плохую память о себе».
ВТОРОЙ ПЕРИОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В НИДЕРЛАНДАХ
УПРАВЛЕНИЕ НИДЕРЛАНДАМИ; АМНИСТИЯ; НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ; ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ; НОВЫЙ ВСПЛЕСК ВОССТАНИЯ; ПОРАЖЕНИЕ ПРИНЦА ОРАНСКОГО; ОТЪЕЗД АЛЬБЫ
После того как герцог Альба победил, но не мог рассчитывать ни на отзыв, ни на прибытие Филиппа, он предпринял новые изменения в управлении. Он создавал одно учреждение за другим, еще и еще, все более не отвечавшие желаниям нидерландцев, пока, наконец, народ не начал воспринимать происходящее как тиранию (которой вначале не было) и спор с испанской Короной из-за отдельных привилегий не вылился в настоящую борьбу за свободу.
Три роковые ошибки герцога обусловили переход к силовым методам: после своей победы он продолжал считать нидерландцев мятежниками; не объявил всеобщей амнистии; обложил непомерными налогами. Альба укрепил военную власть и разместил гарнизоны по всей стране, заполнил судебные инстанции и органы управления людьми, чьи профессиональные способности имели меньшее значение, чем их благонадежность. У политических противников он конфисковал земли и деньги, высылал и даже казнил их. Были открыты школы, насаждавшие испанские идеи, ограничены путешествия за границу, запрещена учеба там. Герцог лично выдавал разрешение на иностранные паспорта. Все эти меры получили безоговорочную поддержку Филиппа: «Я не мог бы сделать ничего лучшего, чем не мешать вам управлять», — писал ему монарх.
Неблагоприятное воздействие бессмысленных учреждений еще больше увеличилось за счет строгих порядков. Количество процессов росло. Для тех, кому удалось бежать, устанавливались сроки, чтобы предстать перед судом герцога, в противном случае приговор выносился заочно. В семьях посеяли раздор. Совершались зверства, распространялась бессовестная клевета на всех, процветала болезнь доносительства.
Однако выводить из этих мер заключение непосредственно о характере герцога Альбы и его взглядах было бы неверным. Как и для Кальвина в Женеве, строгость была для герцога Альбы принципом, жестокости он не хотел. В тех формах, которые оба создавали, они видели единственный путь к порядку. Альба приступал к созданию новых учреждений с большими колебаниями. Свою судебную систему он сначала ввел только в городе Арнеме в Голландии; новую систему управления опробовал сначала в Гронингене; новый кодекс страхования для заморской торговли был разработан для Антверпена; запрет подозрительных сочинений был введен только в части страны. Меры Альбы ни в коем случае не были направлены только против иноверцев. Так, он ограничил права католического духовенства распоряжаться церковными землевладениями, обратился к Филиппу и к папе с жалобой на распущенность слуг церкви, а позднее даже предложил продавать ценные предметы культа, с тем чтобы вырученные средства губернатор мог использовать на восстановление истинной религии.
Альба хотел объявить амнистию сразу же после казни Эгмонта, но затем решил приурочить ее к визиту Филиппа, который так и не состоялся. Позднее Альба счел более мудрым постоянно держать мятежное население под угрозой. Так прошел весь 1568 год. Герцог многократно требовал от своих советников проекты амнистии, но так и не решился объявить ее. Лишь получив от короля различные предложения по амнистии, он вновь вернулся к этой мысли, но опять последовала отсрочка.
В конце концов в марте 1570 года Филипп энергично потребовал объявления амнистии, и в середине июля 1570 года — почти три года спустя после прибытия Альбы — она была объявлена в Антверпене. Впрочем, помилований было мало, а перечень исключений очень длинный. Хотя Альба и утверждал, что из четырех поступивших к нему проектов он выбрал самый мягкий, но добавил к нему две оговорки, которые его ужесточили. Оригиналы проектов утрачены, поэтому нельзя сделать более точное заключение, но остается фактом, что неполная амнистия сказалась на Испании хуже, чем проигранная битва, и ответственность за это несет Альба.
Самой роковой ошибкой герцога Альбы было введение колоссальных налогов. Разумеется, деньги должны были вноситься самой влиятельной частью населения, купцами. Вопрос о налогах был следствием денежных затруднений короля, которого Альба уже второй год держал в ожидании необходимых средств. Вскоре король потребовал поступлений из Нидерландов, заставив тем самым герцога прибегнуть к жестким мерам. После долгих совещаний и длительной переписки Альба вынужден был решиться установить налог на имущество в размере одного процента, на продажу земельных участков — пять процентов и налог с продажи — десять процентов. Хотя купцам после долгих переговоров удалось добиться замены налога с продаж на единовременную выплату двух миллионов дукатов, их дела понесли непоправимый урон, а симпатии — исчезли.
Сомнительно, чтобы герцог Альба при введении различных мер полностью отдавал себе отчет в их фундаментальном значении. Действительно, в некоторых отношениях он действовал скорее в русле старых воззрений, не соответствовавших духу времени. Выступал за усиление центральной власти вместо феодальной раздробленности. Пытался ограничить права дворянства, основанные на традиционных привилегиях и препятствующие энергичному управлению государством. Его усилия были направлены на то, чтобы создать крепкую законную и финансовую основу для осуществления управления. Для этого было необходимо заменить налоги и службу (в духе средневековых отношений между королем и вассалом), которые осуществлялись добровольно и постоянно заново согласовывались, на установленные властителем твердые платежи, которые обязан был производить подданный (в духе современных конституций государств).