«Когда он держал кисть, — пишет там же Камерарий, — уверенность его была такова, что он рисовал на холсте или дереве все до мельчайших подробностей без предварительного наброска так, что он не давал ни малейшего повода к порицанию...».
Дюреру были не понаслышке известны чувства высокого душевного подъема и тревожных сомнений, светлой, беззаботной, даже легкомысленной радости и сменяющего ее страха... В дневнике — о нем речь впереди — он отмечает внешние обстоятельства своей жизни. Душевное состояние отражено в другом дневнике. Оно на холстах и досках его картин, на листах рисунков и гравюр. Душевное состояние — в ритме штриха-то стремительно — резком, то плавно — округлом, в движениях карандаша, который то атакует бумагу, то гладит ее трепетными прикосновениями. Душевное состояние в цвете: то в темно — глухих, то в звонко-светлых красках. «Автопортрет» 1500 года и створка алтаря с музыкантами — страницы этого дневника, который художник писал всю жизнь.
Дюреру тридцать лет. Он по-прежнему живет в доме родителей. Давно пора обзавестись своим, но от одной мысли, сколько на это потребуется сил, сколько времени отнимет он у работы, становится не по себе. Он старается не думать о переезде. Да и мысль об отце останавливает. Отец привык, что старший сын рядом. Расставание теперь, когда он так стар, может оказаться непереносимым для него. Своих детей у Дюрера-младшего нет. Агнес и он долго горевали из-за этого, молились, давали обеты святым, потом перестали надеяться. Может быть, так лучше? Мать похоронила пятнадцать детей. Легко ли ей было всю жизнь прожить в страхе, когда дети болели, в горе, когда они умирали.
Почему такой несправедливой оказалась жизнь к его родителям? Кто ответит на это? Лучше об этом не думать. Такими мыслями порождаются сомнения в том, в чем он предпочел бы не сомневаться. И все-таки порой, когда его отец, не добившийся, несмотря на все труды, ни большого богатства, ни громкой славы, а в конце жизни испытавший неудачи в делах, схоронивший стольких детей, не дождавшийся внуков, возносил благодарственную молитву богу, Дюрер вспоминал библейскую «Книгу Иова», которую перечитывал, когда работал над алтарем. Иова — человека непорочного и справедливого, доброго и богобоязненного, удаляющегося от зла, во всем похожего на его отца, бог подверг всяческим испытаниям. Его стада угнаны, его дом объят пламенем, его дети гибнут, его самого поражает проказа. А он не смеет возроптать на бога. Почему? Толкования проповедников не удовлетворяли. Трудно примириться с несправедливостью, особенно если она выпадает на долю горячо любимого отца.
Был сентябрьский вечер. Отцу, который уже долго болел, весь день особенно нездоровилось. Он перемогался, но вечером рано ушел в свою спальню. В доме еще не зажигали свечей. Ночью в спальню Дюрера-младшего прибежала служанка и разбудила его. Он крепко спал и не сразу понял, что случилось. Потом, полуодетый, сбежал вниз, в спальню родителей. Опоздал! Отец был уже мертв. Мать беззвучным, странно чужим голосом рассказала, как это случилось. Она по нескольку раз повторяла одно и то же, как будто от того, сколь точно она все расскажет, что-то изменится. Старик никак не мог уснуть. Его мучали жар и холод, томила жажда. Он вставал, ходил по комнате, задыхался. Ночной колпак стал мокрым от пота. Он то и дело просил пить. Жена дала ему глоток риволийского вина. Он едва пригубил и попросил, чтобы ему помогли лечь в постель, сам он уже не мог взобраться на кровать. Жена и служанка уложили его. Он поблагодарил их и, едва улегшись, начал задыхаться. Женщины поняли — это конец. Служанка побежала за старшим сыном, мать зажгла свечу и начала читать молитвы. Она не успела дойти до третьей, как заметила: муж больше не дышит. Тут отворилась дверь и вошел сын. Поздно! Альбрехт Дюрер-старший скончался в 1502 году семидесяти пяти лет от роду, прожив с женой, которая закрыла ему глаза, тридцать пять лет, оставив после себя трех сыновей.
Теперь на свете был только один Альбрехт Дюрер. Он может больше не прилагать к своему имени слово «младший». Дюрера долго мучило, что он не простился с отцом. Он занес в свою «Памятную книжку» несколько строк о смерти отца. Были там такие слова: «И мне было очень больно видеть его мертвым, ибо я не удостоился присутствовать при его конце. И отец мой скончался в следующую ночь после дня св. Матвея... Милосердный боже, дай мне обрести такой же мирный конец. И оставил опечаленной вдовой мою мать, которую он всегда хвалил, ибо она была весьма благочестивой женщиной. Поэтому я решил никогда больше не оставлять ее. О вы все, друзья мои, я прошу вас ради бога, чтобы вы, читая о кончине моего благочестивого отца, помянули его молитвами...» [13].