Ты умеешь прощать добровольную пытку,Чей оплот нерушим в горделивых сердцах,И низводишь на нет в них любую попыткуОбрести благодать на иных небесах,Ты умеешь прощать добровольную пытку.
Лесбос, кто из богов осудить тебя смеет?Твой удел без того непомерно жесток,Даже тысячи солнц иссушить не сумеютТвоих пролитых слез светоносный поток,Лесбос, кто из богов осудить тебя смеет?
О подруги Сафо, нет ни Ада, ни Рая,Так не бойтесь греха, возликуйте же вновь.Ваша вера чиста, как любая другая,И над миром еще посмеется любовь!О подруги Сафо, нет ни Ада, ни Рая.
Жрицы тайной любви, по велению долгаЯ слагаю вам гимн, искупающий грех,Ваш зловещий восторг мне знаком уже долго,В нем сквозь слезы звучит необузданный смех.Я слагаю вам гимн по велению долга.
И с тех пор я стою на вершине Левката,Как дозорный солдат, что, вперяя свой взорВ неоглядную даль, от зари до закатаПровожает мечту в безвозвратный простор,И с тех пор я стою на вершине Левката.
Чтоб узнать, всем ли смерть принесет утешенье,В час, когда скорбный диск над волнами застыл,Лег на берег любви, что дарует прощенье,Труп прекрасной Сафо, труп, который уплыл,Чтоб узнать, всем ли смерть принесет утешенье.
Прекрасный труп Сафо, любовницы, поэта,Покинувшей скорбей непрочную юдоль!Синий взор сокрушен взором черного цвета,Чей сумеречный круг перечеркнула больПоруганной Сафо, любовницы, поэта.
Сафо, что отдалась на скотское глумленьеНадменному самцу, чей похотливый взорНевинную толкнул на клятвопреступленье,Да смоет Океан чудовищный позорСафо, что отдалась на скотское глумленье!
Так славься же в веках, соперница Венеры,Чьей прелестью весь мир подлунный осиян,Пускай ты умерла во имя древней веры,Тобою восхищен великий Океан!Так славься же в веках, соперница Венеры!
Только Лесбос с тех пор оглашают рыданья,И, не внемля хвале, что звучит в его честь,Древний остров любви источает страданье,И возносится ввысь безутешная весть,Только Лесбос с тех пор оглашают рыданья.
Стефан Малларме
Окна
Как слабый человек, оставленный в больницеСреди постылых стен, подъемлет жадный взорК распятью, что глядит, зевая, как клубитсяЗловонный фимиам в банальной складке штор,
И, в корчах распрямив свое гнилое тело,Он тянется к окну, где буйствует рассвет,Прильнувши лбом к стеклу, впивать оцепенелоЩетинистым лицом прекрасный, яркий свет,
И воспаленный рот, изведав скорбь утраты,А прежде юный, пить восторг лазурных струй,И пачкает слюной горячие квадраты,Вонзая в пустоту блаженный поцелуй,
И, презирая смрад кадила и елея,И время, что течет бессмысленно и зря,Смотреть через стекло, от радости хмелея,Как медленно встает кровавая заря,
Где золотых галер воздушные армады,Как лебеди, плывут по пурпурной реке,Чьи сеют молнии душистые громадыС такой беспечностью в лазурном далеке!
Так, оскорбясь, душой, погрязшей в липкой мрази,Где жрет само себя, вдыхая смрадный чад,Желанье отыскать ошметки этой грязиИ матери вручить, кормящей своих чад.
И я припал к окну в бессилии жестоком,Чтоб не смотреть вокруг и, в зеркале стекла,Омытом голубым, как золото, потоком,Узреть и возомнить из грязного угла: