— Чего бы я хотела? — удивленно спросила женщина, — Чтобы ты сдох, ублюдок.
— Зачем же так грубо? — задал я вопрос, картинно показывая, как оскорблен ее отношением, — Где же ваше воспитание, мадам Лестрейндж?
Признаться честно, я и сам задумался, что мне делать с ней. Отпускать я ее, конечно, не собираюсь, но и острая необходимость в ней также отпала. Хотя есть у меня пара идей на ее счет. Правда, они не включают в себя ее выживание, но это незначительные детали.
Тем временем, пока я размышлял, ко мне возвращался прежний облик. Волосы вновь отрастали, кожа приобрела здоровый цвет. Нос и уши также заняли свои законные места.
— Как он самому себе не противен? — передернул я плечами, когда полностью вернул себе свой образ, — Во всяком случае, я не могу исполнить это желание. Но у меня появилась идея получше.
Пользуясь своей властью над ней и тем, что она не может сопротивляться, я медленно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, отчего Беллатриса, дернувшись, поморщилась. Моя рука двигалась все ниже, а в глазах рабыни появилось презрение.
«Неужели она думает, что я опущусь до подобной низости?», — подумал я, прежде чем моя рука опустилась до уровня шеи и сомкнулась на ней железной хваткой.
— Видишь ли, моя дорогая Беллатриса, — сказал я, смотря в широко раскрытые от шока глаза женщины, — Я подумал, что оставлять тебя в живых будет опасно.
На лице вдовы Лестрейндж от напряжения вздулись вены. Кожа стала приобретать синюшный оттенок, а в глазах выступили слезы. Она выронила все это время зажатую в руках палочку и вцепилась в мою ладонь, пытаясь ослабить хватку.
— А постоянно возиться с тобой у меня нет ни времени, ни желания, — вздохнув, продолжил, лишь крепче сжав ее шею, — Да и мертвой ты принесешь значительно больше пользы.
Спустя некоторое время ее хватка ослабла, а затем руки, которыми она пыталась разжать мои пальцы, и вовсе безжизненно повисли. На лице маской застыли непонимание и страх. Стоило мне только разжать ладонь, как тело рухнуло на землю, словно сломанная кукла, у которой подрезали нитки.
Я, не торопясь, поглотил ее душу. По телу прошлась знакомая волна эйфории, которую я подавил уже привычным способом. Я не волновался, что душа уйдет на перерождение. Клеймо не позволит этого без моего дозволения.
Посмотрев на труп у моих ног, я задумался, что с ним делать. К сожалению, некромантией я не владею. Если только использовать тело, чтобы повысить свою репутацию. Сдам его в министерство, когда они совсем отчаются ее поймать.
— Не пропадать же добру, — пробормотал я, прежде чем позвать слугу, — Шэд!
Спустя несколько мгновений рядом со мной появился домовик.
— Слушаю, хозяин, — произнес он, согнувшись в поклоне.
— Забери тело, — приказал я, кивком указывая на труп, — И наложи чары консервации. Она еще понадобится.
— Как прикажете, — ответил эльф, выполняя поручение.
И откуда в этом старом слуге столько раболепия? Раньше он вел себя несколько иначе. Неужели умом тронулся на старости лет?
— Мне тоже пора, — произнес я вслух, прежде чем аппарировать домой.
Завтрашний день обещает быть долгим.
***
Похоже, я несколько недооценил возможный резонанс, который вызовет ограбление банка в лице Воландеморта. Разбирательства затянулись, а страну вновь охватила паника. Темный Лорд жив и копит силы, чтобы вновь начать свои «грязные делишки».
К тому же, все чаще с уст жителей слетало другое имя того, кто смог ослабить столь сильного волшебника. Мое имя. Немалую роль в этом сыграло признание самого «Воландеморта», о котором «случайно» стало известно журналистам. Не буду лгать, что это не была продуманная на пару с Карлусом пиар компания.
Плюс ко всему, старик, ценой списания некоторых долгов с высокопоставленных лиц, организовал чуть ли ни суд надо мной. Хотя, фактически, это был публичный допрос, называемый заседанием Визенгамота, с помощью сыворотки правды, где я и поведал все подробности предполагаемого «сражения» между мной и Темным Лордом. Конечно, никакой сыворотки там и в помине не было, но об этом министерский зельевар уже никому не сможет рассказать.
Дальше все было делом техники. Журналисты сами подсуетились, чтобы находиться практически в первых рядах. Конечно, мой рассказ не был ложью, скорее хорошо подкорректированной правдой. Пришлось рассказать о том, что на меня напали пожиратели в кафе Фортескью, впоследствии из-за чего сгорело само здание. После этого, конечно, я поклялся выделить деньги на восстановление заведения, ведь я «чувствую» свою вину в этом. Это вызвало одобрение у публики и создало первоначальное впечатление обо мне.