Зайдя вечером к нему позвонить, я попал на застолье. Три мужика, к которым присоединился и я, пили пиво и закусывали вкуснейшей соленой, как оказалось, иртышской рыбой. Вареная картошка, рыба, хлеб да соленые грибы – вот все, что стояло на накрытом старой клеенкой столе. Нарядная скатерть толстого сукна, вся в крупных красных маках, была выброшена в мусоропровод, как немая свидетельница супружеской измены. Если бы не дети, то Валерка надолго бы ушел в запой. Все время после разрыва было видно, как он титаническими усилиями сдерживает себя, но после приезда старшего брата и племянника, а это они привезли с собой рыбу, и сейчас пили вместе с ним пиво, закрутившись в работу, поездки, Валерка поостыл и к произошедшему, и к водке. Так за кружкой пива мы и познакомились с Алеком. Через неделю его отец уехал, а Алек остался на хозяйстве.
Лихое время проносилось за окном, сметая все на своем пути, и только те, кто жил какой-то мечтой оставались на этом свете еще некоторое время, укореняемые волей в повсеместно истонченном слое смысла. И чем могучее была эта воля, тем сильнее их держала жизнь. Но у многих молодых людей тогда появилась одна цель – красиво пожить. Пусть недолго, зато красиво. Пример несчастных обманутых родителей научил этих многочисленных представителей последнего советского бэби-бума жить одним днем, вырывая у жизни все понравившееся и не испытывая при этом ни к кому жалости и сострадания. “Криминальное чтиво” и “Прирожденные убийцы” стали ярким и понятным, как комиксы, катехизисом нового культа. Жизнь без удовольствия не имеет смысла, удовольствие надо испытывать пока молод, пока можешь, потом все бессмысленно: болезни, старость, от них только страдания. Скучное, будничное зарабатывание хлеба насущного тяжелым ежедневным трудом осталось уделом старшего поколения и неудачников. Как комары они летели на тепленькое, живое, пританцовывая и подпевая, готовые к смерти и зовущие ее. Совершенно не пригодные к жизни, они, изменяя сознание до приемлемого симбиоза с корявой действительностью дешевым алкоголем и тяжелыми наркотиками, умирали в подъездах от передоза или на лезвии ножа, или от пули, так и не успев даже толком освоить блатную феню и отлюбить. Они хотели гореть ярко, они знали, что чем ярче горишь, тем быстрее сгораешь, они видели это каждый день на примере своих друзей и знакомых, они желали сгореть быстро. Когда, вкатывая дозу, человек меняет себя и окружающий мир, то уже никто не в силах переубедить его, что этот мир не иллюзия, пребывание здесь не случайно, а смерть необратима. В начале 00-х, после массового исхода “комаров”, выжившие вдруг сообразили, что если конец неизбежен, то наверное не стоит его торопить, ведь в жизни есть еще удовольствия. Парадигма декаданса, как смертельно опасный вирус, убив своих носителей, уступила место парадигме бесконечного потребления. Вырвавшиеся из девяностых, повзрослев и утратив изрядный объем гормонов, приобрели хорошие деньги и научились их тратить. Пройдя мясорубку 90-х благодаря чуть большему уму или врожденной осторожности, или лучшей приспособляемости, этот новый подвид представителей российского общества наконец обуржуазился, внезапно поняв, что реальность можно успешно корректировать с помощью денег и для этого не обязательно менять свое сознание, и что это на самом деле имеет свои приятные стороны и практически безопасно. Былой драйв они заменили кокаином и шопингом. Но все это будет потом, а пока…