— Микаэла не очень любит Шекспира.
— Так что же это?
— Импровизация.
— Да, ну, я уверен, она что-нибудь найдёт. Спасибо за уделенное нам время.
— Отчет писать не нужно?
— Вы все еще можете это сделать, но я не могу обещать, что кто-нибудь это прочитает. Но это не должно вас слишком беспокоить, поскольку в конечном итоге вам заплатят только за сеансы — сорок долларов за полный час.
Отчета о расходах нет.
Я молчал.
— Эй, — сказал он, — это сокращение бюджета... Извини, приятель.
- Без проблем.
— Тебя это устраивает?
— Я не поклонник шоу-бизнеса.
6
Через две недели после последнего заседания Микаэлы суть дела была изложена в трех абзацах в середине новостных страниц газеты.
Пара осуждена за ложное похищение
Двое молодых актеров-стажеров обвиняются в инсценировке похищения для привлечения внимания к ним были приговорены к общественным работам генерал в сделке о признании вины между офисом шерифа, окружного прокурора и адвокатов.
Дилан Месерв, двадцати четырех лет, и Микаэла Элли Брэнд, двадцати трех лет, были обвинены в совершении нескольких преступлений, которые могли привести их в тюрьму, после ложного утверждения о том, что на них напали в их машина в Лос-Анджелесе и отвезла их в каньон Латиго в Малибу, человеком в маске. Но расследование показало, что у пары были полностью установили кадр, зайдя так далеко, что связали себя и имитировать два дня без еды.
«Это было лучшее решение», — сказал заместитель окружного прокурора. Хизер Балли, глава отдела прокуратуры, подчеркивая молодость пара и отсутствие судимости, а также преимущества, которые Месерв и Бранд привнесли в «народный театр» и, ссылаясь на два летние программы, в которых они могли бы принять участие: театр для дети Болдуин-Хиллз и Маленькой труппы Восточного Лос-Анджелеса.
Более подробную информацию в Управлении по борьбе с коррупцией нам получить не удалось. шериф.
Всего одна отсрочка и всё. Мне было интересно, останутся ли они в Лос-Анджелесе. Наверное, если бы они продолжали забивать себе голову мыслью, что станут звездами.
Я отправил счет на оплату гонорара в размере ста шестидесяти долларов в офис Лаурица Монтеза, но он до сих пор не был оплачен. Я позвонил, оставил вежливое сообщение на автоответчике и в конце концов забыл об этом вопросе.
Лейтенант Майло Стерджис смотрел на вещи иначе.
*
Я встретил Новый год в одиночестве, и в последующие недели ничего примечательного не произошло.
Собака, которую я делила с Робином, состарилась за одну ночь.
Спайк, двадцатифунтовый французский бульдог с телосложением грубого бревна и острым взглядом дипломированного сноба, с негодованием отверг идею совместной опеки и переехал жить к Робин. В последние месяцы жизни его киноцентрическое мировоззрение катастрофически сузилось, и он погрузился в сонную пассивность. Робин держал меня в курсе. Я часто заходил к ней домой в Венеции и сидел на ее продавленном диване, пока она изготавливала или реставрировала струнные инструменты в своей мастерской в конце коридора.
Спайк позволил мне подержать его, положив свою шлакоблочную морду мне на бедро. Время от времени он поднимал на меня глаза, затуманенные серым от катаракты.
Каждый раз, когда я уходил, мы с Робином обменивались улыбками, которые длились всего мгновение, но мы никогда не обсуждали предстоящие события или что-то еще.
В последний раз, когда я видел собаку, ни удары молотка Робина, ни мяуканье его электроинструментов не могли вывести его из оцепенения, а тонус его мышц был слабым. Еда, которую ему поднесли под нос, не вызвала никакой реакции. Его грудная клетка с трудом поднималась, дыхание было хриплым.
Его сердце было на пределе. По словам ветеринара, он был уставшим, но не испытывал боли, поэтому не было причин укорачивать ему жизнь, если только мы не могли больше видеть его в таком состоянии.
Он уснул у меня на коленях, я поднял его лапу и обнаружил, что она холодная. Я потерлась об него, прижала его к себе еще немного, затем отнесла в корзину, куда осторожно положила и поцеловала его бугристый лоб. От него пахло на удивление приятно, как от спортсмена, выходящего из душа.
Когда мы уходили, Робин был занят реставрацией старой мандолины Gibson F5. Очень дорогой инструмент, было совершенно необходимо не отвлекать ее.
Я остановился в дверях и обернулся. Глаза Спайка были закрыты, а в голове царило что-то умиротворенное, почти детское.