Мы были в спальне и собирались скользнуть под одеяло, когда зазвонил телефон.
«Я разбудил тебя?» — спросил Майло.
«Это предполагает, что я сплю».
«Я бы не стал тебя беспокоить, но жизнь стала сложнее».
После полуночи Голливудский бульвар представлял собой грязные тротуары, ночной туман, превративший неоновые огни в масляные пятна, отступление туристов, гоблинов, летучих мышей и упырей, вылезающих из своих укрытий.
Клубы, закрытые днем, привлекали кучки детей с пустыми глазами и тех, кто охотился на них. Возбужденные вышибалы искали неприятностей. Ночные типы, не поддающиеся классификации, слонялись по краям толпы.
Я прошел половину пути по улице Чероки, прежде чем меня остановили козлы полиции Лос-Анджелеса и человек, которому было поручено их защищать.
Имя Майло вызвало пристальный взгляд и кивок, а затем приглушенный разговор по двусторонней радиосвязи. «Припаркуйтесь у обочины, сэр, и идите пешком».
Я поспешил к зданию кирпичного цвета. Петра назвала его сырой сиеной.
Глаз художника. Тьма оттенила штукатурку тускло-коричневым.
Униформа у стеклянных дверей махнула мне рукой, чтобы я вошел. Майло стоял немного дальше, у открытой двери, разговаривая с худой рыжеволосой женщиной, достаточно смелой, чтобы носить маллет.
Значок коронера на лацкане. Следователь Летиция Мопп. Майло все равно ее представил.
Она сказала: «Приятно познакомиться», — и повернулась к нему. «Окоченение пришло и ушло. Хотите еще раз взглянуть, прежде чем мы его упакуем?»
«Почему бы и нет?» — сказал Майло. «Всегда был сентиментальным типом».
Мопп отступил назад, и мы пересекли токсичную свалку гостиной. Несколько чистых поверхностей были покрыты отпечатками пальцев.
Петра Коннор стояла прямо у тесной серой ванной комнаты в глубине. Худая, как палка, с кожей цвета слоновой кости и темными глазами, она была в обычном черном брючном костюме. Волосы, подходящие к костюму, были подстрижены блестящим клином. С ней был еще один голливудский детектив, которого я не узнал, еще моложе.
Она сказала: «Привет, Алекс. Кажется, все наконец-то сходится. Это Рауль Биро».
Биро был плотным и широкоплечим в бежевом костюме, коричневой рубашке и желтом галстуке. Он улыбнулся и кивнул.
Петра сказала: «Рад поболтать, ребята, но на данный момент наша работа здесь закончена.
Поговорим завтра, Майло?
«Рассчитывайте на это».
«Первый новый случай за тринадцать месяцев», — сказала она. «Я думала, что пропустила ажиотаж, но теперь я в этом не уверена. Рауль ведь не против, правда?»
Биро сказал: «Нужен опыт».
Они вдвоем ушли, и Майло жестом пригласил меня в ванную.
Лестер Джордан сидел, сгорбившись, на унитазе, одетый в махровый халат цвета барвинка.
который висела открытой на бледном, измученном теле. Его голова была низко опущена. Отворот халата обхватывал его шею. Резиновый жгут вокруг его левой руки вздувал вены, такие же перекрученные, как старый садовый шланг. Шприц сверкнул серебром на грязном кафельном полу справа от него. Не какой-то самодельный шип; это был одноразовый шприц медицинского качества, яркий, блестящий и пустой. На задней стороне комода лежал набор ложек-зажигалок и пустой Baggie.
«Столько лет, а теперь еще и передозировка?» — спросил я.
Майло в перчатках. Осторожно, почти нежно, он взял Джордана за подбородок и поднял голову мертвеца.
На шее Джордана был еще один жгут. Белый, плетеный шнур, затянутый так туго, что почти исчез в холодной плоти. Завязанный сзади тремя узлами, оттенок сливался с бледностью Джордана. Глаза Джордана были полуоткрыты, сухие, живые, как пуговицы рубашки. Его язык свисал, черный и растянутый, японский баклажан.
Майло так же осторожно опустил голову. «Я пришел сюда в десять тридцать, чтобы поговорить с ним о Лиланде Армбрустере, нашел мигалки и блокпосты, полный цирк.
Внутри квартиры Петра набирает на своем мобильном. Мой телефон звонит.
Это мне она звонит. Она говорит: «Ты сам себя телепортировал, Скотти?»
«Карма», — сказал я.
«Кого я обидел в прошлой жизни?»
«Когда был убит Джордан?»
«По оценкам, это было восемь-пятнадцать часов назад. Никто не заметил посетителей, и это соответствует месту происшествия. Окно на северной стороне здания было открыто, и есть некоторое нарушение почвы, но нет четких следов.