– Художник-самоучка, – Майло кивнул.
– Только не говорите, что вы о нем от меня узнали.
– Что-нибудь еще насчет сеньора Чавеса?
– Много курит. – Руис поднес к губам воображаемую сигарету, характерно зажав ее двумя пальцами, втянул щеки, зажмурил глаза и придал лицу глуповатое выражение.
– Сладкий дым марихуаны, – подтвердил Майло.
– Постоянно под кайфом. Ему «травой» и заплатили.
– Кто заплатил?
– Подростки.
– Какие подростки?
– Которым он купил сухой лед. В кои-то веки, говорит, поперло…
– Что он еще говорил про подростков?
– Больше ничего.
– Сколько их было?
– Больше он ничего не рассказывал, – покачал головой Руис. – Подростки – и все.
Майло подождал немного.
– Мне нужно выйти до того, как приедет Лупа, – напомнил ему Руис.
– Если ты мне помог, Эктор, я тоже тебе помогу. А сейчас расскажи про подростков.
– Это все, что он сказал. – Руис перекрестился. – Подростки – и все.
Майло шагнул к двери.
– Мне нужно выйти! – крикнул Руис ему вслед.
Стёрджис позвонил заместителю начальника полиции Калвер-Сити по имени Джеральд Сантостефано и выяснил, что Руиса должны выставить за двери тюрьмы через три часа по причине отсутствия свободных камер.
– Зачем вы его тогда вообще сажали?
– Который раз его ловим… маньяк какой-то.
– Падок на дамочек?
– Если они в сапогах, просто рассудок теряет, – ответил Сантостефано. – Сами знаете, мы можем что-то предъявить клиентам проституток, только зафиксировав денежную договоренность. Так что когда к нам приходит стажерка посимпатичней, мы просим ее нарядиться в белые пластиковые сапоги по колено и пройтись по бульвару. Такие, как Руис, клюют мгновенно.
– Так вы устроили бы конкурс красоты с призом за максимум задержанных, – предложил Майло.
Сантостефано расхохотался.
– А нельзя ли его чуть-чуть подзадержать под замком? – спросил Стёрджис.
– Чуть-чуть – это сколько?
– Я проверю его информацию, и если всё в порядке, позвоню и скажу, чтобы выпускали.
– Ну, мне-то не жалко, – сказал Сантостефано, – только надо поговорить с тюрьмой. Кто у них сегодня дежурит?
– Бостич.
– А, ну, с Широнной я договорюсь, до конца смены у нее предписание об освобождении куда-нибудь затеряется. Дольше – не обещаю.
Майло поблагодарил.
– Да не за что, – ответил Сантостефано. – Сегодня я вам помогу, завтра, глядишь, – вы мне…
– Разумеется. Только с конкурсом красоты вы как-нибудь сами, я в этом ничего не понимаю.
* * *
Мрачное двухэтажное здание торчало на углу бульвара Венис неподалеку от пересечения с бульваром Сепульведа. Въезд во двор, покрытый коричневой пылью, загораживала железная цепь. В углу возвышалась целая гора из бутылок, банок и мусорных мешков; земля у входа тоже была вся усеяна мелким мусором.
Мы провели минут пятнадцать, наблюдая за домом. За это время его покинули два латиноамериканца, еще трое вошли внутрь, последний – гордо вышагивая под ручку с невысокой плотной женщиной в микроскопическом платье с цветочным рисунком. К сожалению, художник-самоучка Гильберто Чавес не обнаружился ни в одной из баз данных, так что особого смысла в наблюдении не было.
– Да любой, хоть бы и этот, – вздохнул Майло, проводив взглядом очередного входящего в дом. – Или вот этот… Пойдем, что ли?
Квартира номер пять оказалась в самом конце коридора. На двери была косо прилеплена наклейка для автомобильного бампера с рекламой испаноязычной радиостанции. Майло положил одну руку на «глок», а другой рукой трижды постучал. Дверь открылась, и в коридор потянуло сладковатым растительным ароматом марихуаны.
Изумленно моргая, на нас смотрел невысокий, от силы метр шестьдесят пять, человечек с густыми черными волосами, которые почти полностью закрывали лоб и касались пышных бровей. Глаза под бровями напоминали коричневые фрикадельки в розовом мясном бульоне. Его рот изумленно приоткрылся, показывая остатки зубов – в шесть лет у него, вероятно, и то было вдвое больше. Свободного покроя спортивные шорты на резинке – так давно не стиранные, что первоначальный бледно-синий цвет едва угадывался. И футболка – белая, с золотистым логотипом Университета в Ирвайне и муравьедом примерно того же оттенка. Животное было изображено в стиле комиксов семидесятых годов, в профиль, с карикатурно вытянутой мордой и в характерной хипстерской позе.