– Ну да. И хохочет.
– Было над чем смеяться?
– Я думал, шутка какая-то.
– Как их звали?
– Не представились.
– А когда между собой разговаривали, они не называли друг друга по именам?
– Ни разу, – с неожиданной уверенностью произнес Чавес. – Сначала сказали: «Мы тебе заплатим», потом мексиканка выходит из машины, ну, вы знаете с чем.
– Что я знаю?
– Ну, вы знаете… Ну да, ну да, с пакетом. Это, говорит, получше, чем бабки. Я спрашиваю, что надо сделать, они говорят, кое-чего тут купить. И хохочут.
– Похоже, у них было отличное настроение.
– Я думал, вечеринка; лед ведь покупают на вечеринки, да? Я ничего плохого не хотел.
– Как они были одеты?
– Белая – в какой-то темной майке, джинсы в обтяжку. – Чавес снова обвел руками контуры бедер, с восхищением выдохнул. – Волосы длинные. – Он завел руку назад и показал уровень чуть пониже талии.
– Какого цвета волосы?
– Черные.
– А у мексиканки?
– Тоже черные, но белые вот здесь, – Чавес потеребил пальцами кончики своей собственной плотной шевелюры.
– Осветленные концы? – уточнил Майло.
– Угу.
– И тоже длинные?
– Ага. Майка красная, такая, без рукавов. Тоже джинсы в обтяжку. – Чавес одобрительно присвистнул. – Босоножки на высоком каблуке, белые. Да, точно белые.
– Ты делаешь успехи, Гильберто. Что было дальше?
– Я принес лед, положил в «Хонду», они отдали мне пакет.
– Тот, который нашелся у тебя в шортах?
– Угу.
– Кто еще был с ними в «Хонде»?
– Никого.
– Ты уверен?
– Я положил лед на заднее сиденье, никого там не было.
– А где они были, пока ты покупал лед?
– За квартал остановились. Пришлось самому нести.
– Ты не удивился?
– М-м?
– Они тебе заплатили, хотя могли и сами купить. И ждали в квартале от магазина.
– Нет, – сказал Чавес.
– Что «нет»?
– Не удивился. Две недели без работы: предложите мне денег, и я ничему не стану удивляться.
* * *
Мы вышли из участка и пошли пешком по Батлер-авеню.
– Девчонки, но не из Академии! – воскликнул вдруг Майло. – Господи, пошли мне таблетку чего-нибудь успокоительного!
– Девочки в этом возрасте на многое пойдут, чтобы понравиться мальчикам, – сообщил я.
– Лед для какого-нибудь красавчика… Одна из них латиноамериканка – значит, могла знать Мартина, скажем, по Эль-Монте. – Майло ухмыльнулся. – Избави бог, никакого расизма.
Он позвонил в лабораторию насчет Фиделлы. Внимательно выслушал, посерьезнел, дал отбой.
– Один отпечаток ладони нашелся на водосточной трубе с того угла, где гараж. Кроссовки, скорее всего, «Найк», популярная модель, но отпечатки слишком плохие, в качестве доказательства в суде не сгодятся. Кровь принадлежит Сэлу, а там, где крови нет, нет и отпечатков – без сомнения, все протерто, как и у Элизы. Поскольку компьютер тоже отсутствует в обоих случаях, я думаю, что убийца один и тот же. Что касается отпечатка на трубе… Тело лежало в том же углу двора – наверное, у убийцы задралась перчатка, пока он его волок. Отпечатка в системе нет, но это ничего не значит – ладони стали вносить в базу данных совсем недавно.
Он позвонил домой Мартину Мендосе, попал на мать, довольно долго слушал, издавая звуки, изображающие сочувствие. Однако, дав отбой, сказал:
– Она все говорит правильно, но вот тон, Алекс, у нее не тот. Какая-то она слишком… собранная, что ли. Как по бумажке читает. Притом что муж рассказывал, как ее тошнит, не переставая.
– Нервничать нет причины, поскольку она знает, что сын в безопасности?
– Безопасность, – проворчал Майло, – это понятие относительное. – Подтянул штаны и рыкнул: – Пора на охоту!
Глава 26
Департамент полиции Сан-Антонио пообещал, что полицейская машина без опознавательных знаков будет дважды в сутки проезжать мимо квартиры Гизеллы Мендоса в ближайшие три дня.
– Если выяснится, что парень опасен, тогда это не наша работа, звоните в спецподразделение, – уточнил на всякий случай начальник смены.
Майло снова позвонил Гизелле, застав ее на работе, в клинике «Бексар».
– Сплошная вежливость, и при этом вылезла из кожи вон, чтобы ничего мне не сказать. Пора озаботиться фотографиями учениц из Южной Эль-Монте. Может, Гильберто распознает свою предприимчивую парочку…