– Я лишь хотел направить вас на верный путь. Если это была пустая трата моего и вашего времени, мне очень жаль.
– А что вы имели в виду под моим «неоднозначным отношением»? – спросил ему в спину Майло.
– Да бросьте дурака валять, лейтенант.
– Я вполне серьезен.
Кентен повернулся и уставился на него.
– Как скажете, лейтенант. Я имел в виду, что вам не следует упускать из виду особую роль вашего шефа в этом расследовании. По причине того, что оно косвенно затрагивает и меня.
– То есть?
– Меня пригласили войти в общественную комиссию, когда назначали нового шефа полиции. Я разговаривал с вашим начальником и пришел к выводу, что это интересный и перспективный кандидат. Однако я был не вполне доволен его способностью мыслить критически, а также его темпераментом. И яркой демонстрацией этих его слабостей было то, как он с самого начала беседы пытался заручиться моей безусловной поддержкой. Разумеется, я не мог и не хотел давать никаких гарантий, но, видимо, был слишком вежлив, поскольку он ушел в твердом убеждении, что я – всецело на его стороне. На самом деле все было совершенно наоборот, хотя, конечно, в его заблуждении была и доля моей вины. Я не люблю ненужных споров, а он, вероятно, решил, что молчание – знак согласия. В общем, когда дело дошло до голосования – вообще-то предполагавшего полную конфиденциальность, – я оказался единственным несогласным. С тех пор он считает, что я подло ударил его в спину. – Кентен потрогал себя за эльфийское ушко. – И, лейтенант, не надо делать вид, что он не рассказал вам эту историю – разумеется, со своей точки зрения – в ту же самую минуту, как осознал, что Марти имеет отношение ко мне.
– Лейтенантов обычно не приглашают на чай к шефам полиции, сэр.
– Как ни странно, данный конкретный шеф регулярно встречается с данным конкретным лейтенантом. – Кентен взялся за дверную ручку, повернул, потом вдруг выпустил, и его руки упали вдоль тела, как если бы он безумно устал. – Лейтенант, у меня найдется для вас еще пища для размышления. Я впервые услышал ваше имя во время той самой встречи.
Майло моргнул.
– В самом деле?
– Именно так, – подтвердил Кентен. – Ваше имя прозвучало в качестве примера его выдающейся толерантности. На дословность я не претендую, но его речь звучала примерно так: «Знаете, Эд, у меня в отделе есть детектив по имени Стёрджис, голубой, как панталоны моей бабушки, однако дело знает. Кто-то другой на моем месте мог бы начать жаловаться на его пристрастия, но я держу свое отвращение при себе – во всяком случае, пока он раскрывает преступления. Если завтра мне в отдел назначат трехглазого карликового шимпанзе-альбиноса, Эд, но при этом он будет ловить бандитов, я и его не колеблясь представлю к очередному званию».
– Трехглазого в департаменте пока не было, – заметил Майло, – хотя макаки попадаются еще те.
– Лейтенант, как раз про «панталоны моей бабушки» я процитировал дословно. В тот момент я, помнится, удивился, зачем ему понадобилось привлекать такую скользкую тему, как гомосексуализм, в качестве аргумента. Понял я это уже значительно позднее, когда до меня дошли слухи о том, что он говорит за глаза обо мне. Не только считает меня двуличным, но еще и убежден, что я – гей. На всякий случай – нет, я – не гей; тем не менее, будучи геем, я бы этого не стыдился. Как, по-вашему, с чего он вообще это взял?
– С чего, сэр?
– Я пожертвовал большие деньги на исследование СПИДа, пять миллионов одному только Калифорнийскому университету. И как вы думаете, лейтенант, по какой причине?
– Вы посчитали это достойным делом, сэр?
– В мире огромный выбор достойных дел, лейтенант. Я выбрал СПИД, потому что майор Эндрю Джек Кентен, один из лучших летчиков-истребителей за всю историю ВВС США, но что еще более важно – мой младший брат, которому я заменил родителей после их смерти, оказался также одним из первых американцев, умерших от СПИДа. Ваш шеф так этого и не выяснил – поскольку, с его точки зрения, вообще невозможно представить, что кто-то в своих поступках руководствуется чем-то помимо собственных эгоистических интересов.
Кентен снова взялся за дверную ручку. Улыбнулся.
– Впрочем, нельзя не признать, что мои вкусы в одежде могут кому-то показаться экстравагантными.
– Я заметил, сэр.
– Ваш шеф – способный руководитель, и в том, что преступность за последнее время снизилась, есть и его заслуга. Хотя мы оба понимаем, что основную работу делают люди, женщины и мужчины вроде вас. К сожалению, сейчас у него шоры на глазах, поскольку его сын почему-то решил поступать в Йель.