Майло повернулся ко мне.
– В ее состоянии возможно все, – сказал я.
– Ответ политикана, – прокомментировал мои слова Бернстайн.
– Я тут задумывался насчет геофагии. У нее были случаи проникновения на чужие участки, во дворы, так что она вполне могла съесть что-нибудь в саду.
– Вы знаете ее настолько, что можете констатировать случаи?
– Нет, но если она ела землю…
– Несоотносимо. Колхицин в земле не содержится, для этого ей пришлось бы съесть растение. Бывает так: кретины, свихнутые на единении с природой, замечают что-нибудь похожее на вкусный лучок, приходят домой и жарят его с тофу, органическими одуванчиками или чем-то еще. – Он провел себе пальцем по горлу. – Этой дрянью можно также украсить ландшафт – она еще называется «осенний крокус» и может цвести вам на радость, если вы двинуты на цветах. Как и олеандр – ядовитый убийца, но его за милую душу высаживают для живой изгороди. Всякая гадость, какую только можно представить, имеет приятный вид.
– Клумбы там были, – припомнил Майло, – но я понятия не имею, рос ли на них шафран.
– Шафран – съедобная специя, но из другого типа крокуса. А это шафран луговой. Кол-хи-цин, запиши себе.
– Уже сделал.
– Тогда спроси хозяйку, выращивает ли она его, а если не знает, ознакомься с картинкой в инете и сходи погляди сам.
– Сделаю, – сказал Майло. – Хотя в саду никакого беспорядка не было.
– Мне сказали, сад там огромный.
– Больше похож на поместье.
– Ты мне скажи, – потребовал Бернстайн, – вы прочесали там каждый дюйм?
Молчание.
– Я так и думал, – сказал патологоанатом. – В любом случае моя работа сделана. Причина смерти – отравление колхицином, хотя самоубийство это или стечение обстоятельств, может так и остаться невыясненным, если ты не проделаешь свою работу и не обеспечишь улики.
Дверь в ресторан открылась, и наружу, непринужденно улыбаясь, танцующей походкой вышла Лорен Бернстайн.
– Привет, ребята.
Она чмокнула мужа в макушку и положила ему руку на плечо.
– Ты знаешь, – он поднял голову, – лейтенант Стёрджис просит добавку. Еще один сэндвич.
Глаза у Лорен округлились.
Как и у Майло.
Он сказал:
– Первый был больно хорош. Возьму еще и домой, для собачки.
– Все валят грех своего чревоугодия на бедных безответных тварей, в силу скудоумия не способных ничем возразить.
– Милый. – Лорен погладила мужа по голове. – Конечно, лейтенант, сию минуту.
Бернстайн проводил ее взглядом, бормоча «люблю ее», как будто на него давили, чтобы он это признал. Сняв наконец очки, сказал:
– А вот еще один каламбур вам на разжевывание. Время смерти этой Чейз – от двух до шести часов до того, как было обнаружено тело. Если она приняла большую дозу, смерть могла наступить сравнительно быстро, как раз в пределах указанного времени. Но процесс может быть и затянутым. Тошнота, рвота, диарея, длящиеся несколько дней, на протяжении которых органы постепенно отказывают. Человек словно разваливается на части – смерть крайне болезненная, вот почему у нее на лице была такая гримаса. В ее случае процесс мог протекать ускоренно, потому что, кроме частично переваренного батончика, ее желудок был пуст. Хотя если б на заднем дворе металась бездомная психопатка, ее, наверное, заметила бы хозяйка.
– Хозяйка была в отъезде. В пустыне.
– Меланому зарабатывала? – съязвил Бернстайн. – Ладно, хватит. В любом случае Чейз уходила из жизни тяжело, но все-таки она это над собой проделала, сознательно или не очень. Криминалисты в своей работе пока никак не могут склеить точную картину с растениями, просачивается всякий мусор. У меня однажды была экспертиза отравления, как раз рядом со зданием суда на пересечении Хилла и Вашингтона. Ну вы знаете, за выездом из центра, где в поле зрения ни одного приличного ресторана.
– Одни склады, – согласился Майло.
– И что за кретин построил там суд? – возмущенно спросил Бернстайн. – Однажды я там вздумал прогуляться, в ожидании вызова для дачи показаний. Смотрю, а вокруг шляются всякие идиотские банды, ищут, на ком бы кулаки почесать. И мне как-то случайно подумалось: вот место, где удобно под покровом ночи скинуть труп. В тот раз диагностика показала, что причина смерти – токсичный алкалоид. И сейчас это меня заставляет задуматься насчет бедняги Чейз.