В голове плыло. Кое-как сосредоточившись, я рассказал ему.
– Зайна Ратерфорд? – переспросил он. – Никогда о такой не слышал. Скажу вот что: если она значится пропавшей без вести двадцать пять лет назад, то желаю всем удачи. Ты знаешь, сколько концов ушло в воду при переносе бумажек на компьютер?
– Но все равно, можешь проверить? Ты же сам говоришь, позитивное мышление и всякое такое?
Майло рассмеялся.
– Само собой. А сейчас иди и настраивайся на позитив.
– В смысле?
– Мне тебе рассказывать? – упрекнул он. – Иди, целуй свою хозяйку. Со своей хвостатенькой профурсеткой в придачу. Я ее, кстати, вспоминал, когда уписывал второй кубинский сэндвич из догги-бэга. Твоя плоскомордая мамзелька, кажется, без ума от телятины? Уж я-то помню, как она втихаря подбирала под столом мясные ломтики. А потом на меня же тявкала.
– Ты ей оставил чуток поживиться?
– Ага, сейчас… Ностальгия и реальность – вещи несовместные.
Глава 20
Перед самым моим уходом из кабинета компьютер пиликнул, указывая на входящий и-мейл.
justincabbalerialbrown.edu
Тема: «чё насчет зельды»
«К сожалению, она ушла из жизни»
«нет! ты ее друг?»
«Психолог. Мы можем поговорить? Я могу тебе позвонить»
«вот номер»
Минуту спустя я излагал детали молодому человеку с кротким голосом.
– Трагично, слов нет, – сказал он. – Зельда была прекрасным человеком.
– Вы хорошо знали друг друга?
– Не так чтобы очень, но она была одной из немногих, кто относился ко мне по-человечески. Чего я вряд ли заслуживал: егозил напропалую и вообще с самого начала не хотел сниматься. У меня родители в детстве были актерами – и даже не актерами, а актеришками; дальше рекламных роликов у них дело не пошло, – так они решили отыграться по жизни за счет меня. Ну а когда сериал загнулся, я решил пойти своим путем и всерьез взялся за учебу.
– Ого. Весьма своеобразное восстание.
Он невесело рассмеялся.
– Они все еще тешатся мечтами, что я стану Ди Каприо и куплю им особняк. К сожалению для них, моя специальность – теорфизика. Ну а Зельда была просто клевой; говорила приятности, подбадривала, улюлюкала, когда я врастопырку рассекал по павильону на доске… Народ орет, жмется по стенкам, а мне в кайф – понтярщик был, вытрепистый. У нее, наверное, нелады с рассудком? Я что-то такое подмечал.
– Ты улавливал признаки?
– Я в смысле, что у нее были проблемы. Хотя ничего экстремального я не наблюдал. Иногда ее просто распирало, и она несла всякую бредятину о Боге, об Иисусе… Но это же актеры, они всегда подпадают под всякую такую заумь. Я на этом вырос, научился с этим обходиться и Зельде отжигал встречно. Для меня она была горячей цыпкой, которая хоть и старше, но я у нее не в игноре. Знаете, как это клево, особенно когда тебе пятнадцать.
– Ты не был знаком с Овидием, ее сыном?
– Она его иногда приводила, но он просто сидел и играл один, я на него реально не обращал внимания. А что?
– Мы никак не можем его найти.
– Может, он со своим отцом.
– А кто это?
– Единственный мужик, которого я с ней видел, – такой уже, в летах. Он иногда приходил в павильон, о чем-то рассуждал с ней, настойчивый такой…
– Невысокий, седой, слегка азиатской внешности?
– Да, точно.
– Это ее психиатр.
– В самом деле? – удивился Джастин. – Хотя я слышал, что у нее есть доктор из психушки. Тогда понятно, почему он такой строгий…
* * *
В восемь вечера позвонил Майло:
– Ну что: хорошие дела у меня все копятся. Есть кое-что и для тебя, по Зайне Ратерфорд. Не из полиции Лос-Анджелеса, а от одного шерифа. Жила та дама в Западном Голливуде. Один из старожилов вспомнил детектива, который над всем этим работал. Парня звали Отис Отт Второй, или «Дабл-О», как его там называют. Я отправил ему сообщение, не желает ли он с тобой пообщаться. Только что пришел ответ: «Отчего бы и нет». Записывай его координаты.