События, которые произошли, но в других местах, в другое время.
Эйнштейн одобрил бы... все относительно... время обманчиво.
Все является символом или метафорой.
Остальные цитаты…все ради справедливости ?
Испытывает меня.
Я посмотрел на покрытые шрамами лица, сгрудившиеся вокруг него.
Белый, червеобразный.
У Жозефа Кристобаля, привязывавшего виноградные лозы к восточным стенам, тридцать лет назад не было галлюцинаций.
Три десятилетия укрытия, прерванные всего одним несчастным случаем?
Один из них, сойдя с ума, вылез на поверхность и направился к каменным стенам?
Кристобаль видит это и его охватывает страх.
Морленд диагностирует галлюцинации.
Солгать Кристобалю…справедливости ради.
Вскоре после этого Кристобаль издает последний крик и умирает.
Так же, как и женщина-кошка... что она увидела?
«Пожалуйста», — сказал Морленд. «Садитесь. Они добрые. Они самые добрые люди, которых я знаю».
Мы выжали нашу промокшую одежду и заняли места за столом, пока Морленд объявлял наши имена. Некоторые из них, казалось, обращали внимание. Другие оставались бесстрастными.
Он нарезал им фрукты и напомнил, что нужно пить.
Они повиновались.
Никто не произнес ни слова.
Через некоторое время он сказал: "Закончили? Хорошо. Теперь, пожалуйста, вытрите лица...
очень хорошо. Теперь, пожалуйста, уберите тарелки и идите в игровую комнату, чтобы немного развлечься.
Один за другим они вставали и выходили, проскользнув за холодильники и исчезнув за каменной стеной.
Морленд потер глаза. «Я знал, что ты сможешь меня найти».
«С помощью Эммы», — сказал я.
«Да, она милая…»
«Время — обман. Включая тот обман, который ты использовал, чтобы привести меня сюда. Ты вел к этому с первого дня, как я сюда попал, не так ли?»
Он несколько раз моргнул.
«Почему сейчас?» — спросил я.
«Потому что ситуация достигла критической точки».
«Пэм там, наверху, ищет тебя, она напугана до смерти».
«Я знаю, я скажу ей... скоро. Я болен, наверное, умираю. Ухудшение работы нервной системы. Боли в шее и голове, все становится пустым... расфокусированным. Я все больше и больше забываю, теряю равновесие... помнишь, как я упал в лаборатории?»
«Возможно, это просто недостаток сна».
Он покачал головой. «Нет, нет, даже когда я хочу спать, это редко получается.
Моя концентрация... блуждает. Это может быть болезнь Альцгеймера или что-то очень похожее. Я отказываюсь подвергать себя унижениям диагноза. Ты поможешь мне, пока от меня ничего не осталось?
«Как вам помочь?»
«Документация — это должно быть зафиксировано навечно. И забота о них — мы должны придумать что-то, чтобы о них заботились после того, как меня не станет».
Он протянул руки. «У тебя есть подготовка, сынок. И характер — приверженность справедливости».
«Справедливость г-на Дизраэли? Правда в действии?»
«Именно так… истины без действия не бывает ».
«Великие мыслители», — сказал я.
Его глаза потускнели, он запрокинул голову и уставился в потолок пещеры. «Когда-то я думал, что могу стать значительным мыслителем — бесстыдное юношеское высокомерие. Я любил музыку, науку, литературу, жаждал стать человеком эпохи Возрождения». Он рассмеялся. « Средневековый человек был бы больше похож на него. Всегда посредственный, иногда злой».
Он еще немного поразмыслил, потом вернулся к настоящему, облизнул губы и уставился на нас.
Робин не переставала оглядывать комнату. Ее глаза были огромными.
«Истина относительна , Алекс. Правда, которая причиняет боль невинным и порождает несправедливость, — это вообще не правда, а уклончивое действие, которое коренится в сострадании и ведет к милосердию, может быть оправдано — вы понимаете это?»
«Произошли ли вторые ядерные испытания около Арука? Потому что я знаю, что вы лгали о Бикини. Если так, то как правительство смогло их скрыть?»
«Нет, — сказал он. — Это совсем не то».
Встав, он обошел стол. Он уставился на коробки у стены.
«Ничто из того, что вы делаете, не случайно», — сказал я. «Вы рассказали мне о ядерном взрыве и Сэмюэле Х. не просто так. Вы сохранили файл Сэмюэля не просто так.
«Чувство вины — отличный мотиватор». Что ты искупаешь, Билл?»
Заложив руки за спину, он переплел пальцы.
Длинные руки. Паучьи руки.
«Я был в Маршалловых горах во время взрыва», — сказал он. «Возможно, поэтому я умираю». Глядя вниз. «Как я солгал?»
«Вы не участвовали в выплатах. Я знаю. Я говорил с человеком, который участвовал».
«Правда», — сказал он.
«Так в чем же смысл? Метафорой чего были взрывы?»
«Да», — сказал он. «Именно так. Метафора».
Он снова сел. Достал грейпфрут. Покатал его.