Кстати, опять-таки о французском кино. Шарль Азнавур у Трюффо совершенно невероятен в картине «Стреляйте в пианиста». Просто невероятен! Вот этот тип человека и мужчины был мне ужасно интересен.
И так мы, толкаясь вобщем-то в одной, не такой уж огромной, большой и необозримой среде, как артистическая среда города Москвы, провели в абсолютном равнодушии по отношению друг к другу, может быть, лет десять. Самое главное, ему были совершенно до лампочки все мои «Сто дней после детства» и какие-то «Спасатели». А мне были до фени все его Фанфаны-Тюльпаны. Бог с ним, думал я.
И сидели мы как-то в ресторане Дома кино. Артистическая среда города Москвы. Это был один из самых крутых эпицентров артистической среды города Москвы. Сидели мы с Сашей Кайдановским вечером и пили, извините, водку. По какому поводу? По поводу того, что Саша, на мой взгляд, сошел тогда с ума и сказал: «Я завязываю…» А Саша был выдающийся, потрясающий артист. «Я завязываю со всем этим выдающимся артистизмом, и буду я заниматься кинорежиссурой». Так сложились обстоятельства, что на самом деле Саша Кайдановский был единственный абитуриент Тарковского. Тарковский набирал на высшие режиссерские курсы. Много-много народу пришло к нему. Много-много людей сдавали какие-то экзамены, рассказывали про то, как они любят картину Репина «Бурлаки на Волге» и одновременно Сальвадора Дали. Все это Андрей Арсеньевич пропускал мимо ушей. Пока не дошел до Саши.
Все решает мгновение
Зашел Саша, хорошо известный ему физиогномистически по съемкам в кинокартине «Сталкер». И Андрей его спросил: «Саша, чего тебе?» На что Саша сказал: «Я вот хочу быть кинорежиссером». «Это неслабо», — сказал Андрей Арсеньевич Тарковский. Не знаю, о чем он дальше его спрашивал, но единственный студент, которого принял к себе Тарковский на курс, это был Саша Кайдановский. Огромнейший интеллектуал, огромнейший. Я не видел ни одного текста, типографски напечатанного или набитого на машинке, которого бы Саша не прочитал и не усвоил. Это было что-то невероятное с точки зрения такого мощного интеллектуализма. И они с Андреем, видимо, поговорили о чем-то умном. Андрей сказал: «Да. Ты будешь у меня учиться». Он его принял и тут же уехал в Италию. Уехал и там понял, что ему нужно сейчас пересидеть там какое-то время и не возвращаться на поле битвы с партийно-государственными органами. И он остался там. А Саша Кайдановский остался вроде как без мастера. Ну и вспомнили случайно про меня, потому что я дружил с Сашей и был знаком с Андреем. И Андрей в какой-то приписке к какому-то письму написал мне маленькую строчку: «Пока я не вернусь, возьми, пожалуйста, Сашу». И вот так я взял Сашу.
И мы пришли с ним по этому поводу в ресторан Дома кино, купили бутылку водки и какие-то закуски. Мы сидели очень интеллектуально — выпивали эту самую водку прямо из самой бутылки. Когда подошел наш «Фанфан-Тюльпан», мы сидели вдвоем. А у Дома кино было такое свойство: ты садишься вдвоем, а потом ты обрастаешь, обрастаешь, обрастаешь людьми, и получается такая артистическая среда. И в эту артистическую среду к нам подсел Саша Абдулов. Шел он неизвестно откуда, как всегда с неясными целями. В отличие от Саши Кайдановского, Абдулов был не большой интеллектуал и никогда не высказывал особой привязанности и приязни к печатному слову как к таковому. Не говоря уже о том, чтобы его прочитать, усвоить и что-то еще на эту тему сказать. Он вообще недолюбливал печатное слово. Шел он с коробкой, в коробке был торт. И с этой коробкой с тортом он сел к нам за стол, сказав, между делом: «Извините, я тут вам не помешаю?» и не дождавшись ответа, стал говорить, что вот он идет к кому-то с тортом на день рождения и он туда всунет свечки. Развязал коробку, рассказывая про свечки, как он туда их все засунет, как все будут дуть, страшно при этом хохотал, очень при этом опять был похож на Фанфана-Тюльпана, чем у Кайдановского вызвал недобрые чувства.
Я тоже сомневаюсь, что Кайдановский очень любил Фанфана-Тюльпана и Жерара Филипа, а соответственно и Сашу. Поэтому мы довольно долго и напряженно молчали. А Саша все объяснял нам про торт.
И вдруг в течение разговора он достал откуда-то снизу коробку, которой закрывался торт. Он ее достал и надел ее почему-то мне на голову… И я в таком состоянии — в коробке из-под торта на голове — стал дальше участвовать в беседе. Саша Кайдановский со всей высоты своего интеллектуализма сказал Абдулову: «Я тебе, Саша, сейчас дам в глаз. Потому что либо ты дурак, либо я не знаю, кто еще. Ты понимаешь, кому ты надел на голову коробку?» Имелось в виду, конечно, то, что я у него вроде как теперь учитель. Саша Абдулов сказал: «А чего такого? Ему очень идет коробка. Он очень симпатичный в этой коробке. Правда симпатичный? Ну улыбнись мне, улыбнись!» Я ему улыбнулся, он мне улыбнулся. Кайдановский говорит: «Ну точно я тебе дам в глаз. Ну точно. Ты просто напрашиваешься получить в глаз». Он говорит: «Я чего? Я ведь тоже могу в глаз дать. Я тоже очень способный в этом смысле молодой артист».