Ты летишь в сиянии бала.
Каждый вечер — карнавалы.
Каждый вечер — фейерверк.
Синий снег горит огнем.
Синий лед пылает в люстрах.
В марте за моим окном Будет и тепло и пусто.
1982
(Приводится по рукописи)
«Мы льём своё больное семя...»
Мы льем свое больное семя На лезвие того ножа,
Которым нас срезает время.
Когда снимает урожай.
Демократичней всех растений Величие простой травы.
И две мозоли на коленях Иным полезней головы.
Я приглашаю вас к барьеру —
Моих испытанных врагов.
За убеждения и веру Плеваться с десяти шагов.
Сегодня всем раздали крести —
И умному, и дураку.
8В рукописи 1982 года три предыдущих строфы отсутствуют.
Любовь подобна гонорее, Поскольку лечится она.
Мы льем свое больное семя На лезвие того ножа,
Которым нас срезает время,
Когда снимает урожай9.
1982
(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)
Хор мальчиков капелле10
Сегодня у капеллы день рождения!
Исполнилось немало — двадцать пять!
10 Стихотворение написано по случаю двадцатипятилетия Череповецкой капеллы. Церемония состоялась 27 марта 1982 года. Стихотворение читали Андрей Кириллов, Виталий Чайка, Олег Баранов и Евгений Тарасов.
11 Почетный гражданин Череповца, состоял в хоре со дня основания. 12 Анатолий Разживин — основатель и первый руководитель Череповецкой капеллы.
И столько сам себе наобещал,
Что сам себе действительно поверил.
Порою мне карманы грели грудь.
Я находил тяжёлые монеты.
Казалось мне — счастливым будет путь От первой до последней сигареты.
Теперь мне нечем заплатить по векселям И рыться по карманам бесполезно... Казалась — нет числа моим рублям, Осталась только мелочь для проезда.
Скажите же, на сколько быстрых лет Хватает пятаков, хотел бы знать я? Скажите, сколько стоит мой билет До станции Последнего проклятья?
В моём вагоне — божеский тариф! Седой кондуктор в ватной телогрейке За парочку довольно сносных рифм С меня взимает ровно две копейки.
Я еду, не жалея, не скорбя,
Я знаю — через год иль через сутки Смеясь, однажды, высажу себя На станции Моей Последней Шутки. Нисколько не жалея, не скорбя...
Так мчись, вагончик мой, неси меня!
Я буду петь, не ведая печали.
Покуда медяки ещё звенят —
Мне кажется — я всё ещё в начале.
Так лей сполна и радость и беду!
И не жалей ни сахара, ни соли И, захмелев, я спрыгну на ходу На станции Моей Последней Боли.
1982
(Приводится по рукописи)
Новый год /198513
Мы у ворот. Эй, отворяй, охрана!
Ровно в двенадцать нам разрешают вход. Мокрый от пены и, безусловно, пьяный Я удираю в новый грядущий год.
С треском разбив елочные игрушки,
Рвётся к столу общество ассорти.
Мне хочется стать взрывчатою хлопушкой И расстрелять всех вас залпами конфетти.
Но нужно включиться И-раз-два-три! — веселиться.
А лучше всего напиться Вдрызг.
Рухнуть под стол пластом.
Кто-то из женщин В маске лисицы Приветливо машет мне своим
пушистым хвостом.
15 Это стихотворение было написано к Новому, 1984 году, однако в более поздней рукописи оно озаглавлено «1985». Третья строка пятой строфы также менялась в зависимости от года.
Там, наверху, счетчик стучит все чаще.
Там, наверху, скоро составят счет.
Кто-то открытку бросил в почтовый ящик. Может быть, ангел? Может быть, пьяный черт?
В этом году мне нужен черт лохматый.
Я с ним охотно чокнусь левой рукой.
Я объявляю восемьдесят пятый14 Годом серьезных мер по борьбе с тоской.
Но в комнате пусто.
Смазаны краски.
Слышен могучий храп за стеной.
Кто-то из женщин Сбрасывает маску И остается рядом со мной.
Как хорошо, когда некуда торопиться.
Славно проспать первый январский день.
Надо бы встать, чтобы опохмелиться,
Надо бы встать, но подниматься лень.
Город укрылся белой мохнатой шубой.
В мире объявлен длительный снегопад.
Лень одеваться, бриться и красить губы.
Но все равно нужно открыть мускат25.
В куче кассет местный рок-клуб — по росту. Маршевый шаг вперед, два шага назад.
Начиная с 1986 года автор пел «восемьдесят четвертый», как в самой первой редакции. При этом первая строка данной строфы принимает вид: «В этом году я выбираю черта».
В более поздних редакциях эта строфа была исключена.