В августе того же 1933 года Владимир Зворыкин, общепризнанный „отец телевидения“, посетил Москву и Ленинград. <…> Следствием этого визита явился пуск в 1938 году телецентра на Шаболовке, целиком оснащенного американским оборудованием.
Из неизданных в России мемуаров Зворыкина: „Конечно, я спросил о профессоре Розинге. Большая часть тех, кого я спрашивал, никогда о нем не слышали. Наконец мне сказали, что он был арестован во время революции, сослан в Архангельск и вскоре умер“»[310].
Итак, в 1932 году покинувшие Ленинград Беляев и Розинг снова оказались соседями. Ну, почти соседями. Впрочем, архангельские слухи доходили до Мурманска исправно. И Беляев вспомнил ту давнюю заметку в смоленской газете и начал придумывать повесть о телевидении с мурманской спецификой. Но год спустя в Ленинграде, узнав о смерти Розинга в северной ссылке, решил энтузиастов-рыболовов особенно не воспевать, а написать о знойной Аргентине и Атлантическом океане[311].
Глава двадцать первая
ПРЫЖОК В НИЧТО
Свое возвращение из Мурманска Беляев ознаменовал романом о полете в космос — «Прыжок в ничто».
Космический корабль Беляев построил уже за шесть лет до того — для романа «Борьба в эфире» (рассказывает генеральный конструктор Крукс):
«Вы знаете, что я сконструировал огромный летающий корабль — целый город, который может вместить всех нас. <…> Его движущая сила основана на принципе ракет, и потому на нем мы можем подняться выше атмосферы и летать в безвоздушном пространстве. Мы могли бы продержаться на нем неопределенно долгое время далеко от Земли. Но… тут есть большое „но“. Несмотря на все успехи химии, мы не можем обеспечить питанием всех нас более чем на два-три года. Если бы нам удалось возобновить запасы, ну, хотя бы клетчатки, мы бы добыли из нее всё, что нужно для питания. Но для этого мы должны держаться ближе к Земле, чтобы наши небольшие суда могли от времени до времени спускаться на Землю в безлюдных местах и пополнять запасы химических продуктов и воды.
Но эти малые суда скоро были бы уничтожены один за другим…»
И тогда буржуйские главари решают, не дожидаясь голодной смерти, хлопнуть дверью громко и немедленно — уничтожить пролетарскую Землю атомной бомбардировкой.
Космическому кораблю удается взлететь, но два оказавшихся на борту героя тут же его взрывают… Земля спасена!
Поэтому в новом своем романе Беляев ставит вопросы снабжения на первое место:
«— Но куда же вы нас высадите, черт возьми? Простите, миледи, за невольное восклицание, — сказал Стормер.
Все ждали с напряженным вниманием, что скажет Цандер.
— Никуда. Я полагаю, что нам выгоднее и безопаснее всего именно нигде не высаживаться.
— П…рыжок в ничто? — спросил Маршаль с горькой иронией, которую не поняли.
— И поэтому-то я и старался создать такой межпланетный корабль, на котором мог бы существовать круговорот веществ. Ракета будет иметь оранжерею в пятьсот метров длины, которая должна дать нам необходимые для питания растительные продукты и кислород для дыхания»[312].
Кстати, Светлана Беляева припомнила (наверняка по рассказам родителей — самой ей в ту пору и четырех лет не было) такой эпизод:
«Написав роман „Прыжок в ничто“, отец долго не мог придумать названия. Обычно он делал это после окончания работы. Но на этот раз он отнес рукопись без названия. Редактор предложил тому, кто придумает лучшее название, выдать премию. В конце концов придумал все ж таки сам автор, но премии не получил»[313].
Так что, по справедливости, премию надо было бы вручить барону Маршалю — это его испуганная реплика стала названием романа[314].
В рецензии на роман Абрам Палей обратил внимание еще на одного персонажа — инженера Лео Цандера:
«Кстати, непонятно, зачем последнему дана фамилия крупного советского специалиста по реактивному движению»[315].
Непонятливому рецензенту Беляев ответил по-писательски: через три года наградил фамилией Палей персонажа «Звезды КЭЦ» — пусть поломает голову и над этой загадкой…
Но вопрос был задан… Действительно, неужели трудно было подыскать конструктору межпланетного корабля «Ноев ковчег» иную фамилию?
Причина, надо полагать, таится в неутешительных размышлениях Беляева о судьбах русских изобретателей — не понятые на родине, они (Зворыкин) или их идеи (Розинг) находят признание на Западе. И только там их идеи воплощаются.
310
311
Примечательно, что в письме Г. И. Мишкевичу от 1937 года Беляев, излагая содержание романа «Электрический глаз», называет Бласко Хургеса сыном не польского еврея, а эмигранта из царской России — РГАЛИ. Ф. 630. Оп. 1. Ед. хр. 1458. Л. 82 (машинопись с авторской правкой). В таком случае, мечту Хургеса подарить свое открытие Советской России можно связать с участием Зворыкина в создании первого телецентра в СССР. А фамилию Хургес Беляев мог услышать от знаменитого радиста-полярника Э. Т. Кренкеля. В 1932 году Кренкель познакомился в Москве с юным радиолюбителем Левой Хургесом. В дальнейшем Лев Лазаревич Хургес (1910–1988) побывал и в Арктике, и в Испании, и в колымских лагерях. А в первой половине 1930-х он увлеченно занимался радиоделом — исполнял технические задания НКВД, руководил радиофикацией самолета «Максим Горький» — и являл собой пример счастливого молодого человека сталинской эпохи. (Подробнее см.:
314
Впрочем, и у барона был предшественник — в 1927 году во втором номере журнала «Мир приключений» вышел рассказ Б. К. Армфельта «Прыжок в пустоту».
315
Палей А. [Рецензия:) «Прыжок в ничто» // За коммунистическое просвещение. 1934. № 42. 20 февраля. С. 3.