в сторону и спрятались от «французов» за поленницу
дров.
На дворе в Шахматове была большая куртина из
кустов шиповника, сирени, корнуса и спиреи. В этой
куртине мы устроили ряд извилистых ходов, площадок и
укрытий «для защиты от разбойников», чем вызвали не
удовольствие бабушки. Она говорила, что куртина может
служить действительно хорошим укрытием, но только для
кур и цыплят от коршунов; мы же распугали всех кур.
Тогда мы перенесли нашу деятельность в сад, где за
«дальней кленовой дорожкой» была заросшая канава,
отделявшая сад от леса. В окружающих кустах Саша
задумал устроить укрепления для защиты от неприятеля;
мы усердно трудились над расчисткой ходов и площадок
под корнями и деревьями, обрубали верхи у деревьев и
устраивали естественную «лестницу» на сосну, где был
«наблюдательный пункт». Все это сооружение называлось
«Нэ», по первому случайному слову, сказанному кем-то
из нас троих.
Во всех этих затеях Саше, самому старшему из нас,
принадлежало обычно первое место как в отношении за
мысла, так и в смысле выполнения.
В раннем детстве одной из любимых наших игр была
игра в поезда. Все скамейки в саду были названы по
имени больших буфетных станций б. Николаевской, ны
не Октябрьской железной дороги, которую мы хорошо
знали и любили. Первая, ближайшая к дому, скамейка
под кустом акации называлась «Любань», далее шла
«Малая Вишера», две скамейки посреди главной липовой
аллеи изображали Бологое, затем шли и другие станции
на дальней дорожке, в березовом кругу и т. д. Игра за
ключалась в том, что, прижав к ребрам локти согнутых
рук и выбрасывая их вперед наподобие поршней, мы бе
жали по дорожкам, останавливались у станций-скамеек,
маневрировали, встречаясь друг с другом, гудели дикими
голосами.
Одно время очень сильно увлекались крокетом, но по
том он всем надоел.
Устроенная на лужайке «гимнастика» привлекала
Сашу: он любил проделывать упражнения на кольцах и
на трапеции.
84
Мы часто катались верхом. На деревенских лошадках
изъездили мы все окрестности на расстоянии десяти —
пятнадцати верст от Шахматова. У каждого было свое-
английское седло с особым потником, уздечкой и стеком.
Саша всегда старался забраться куда-нибудь подаль
ше, в новые места, на глухие лесные дороги. Он любил
открывать новые виды и дали, которыми так богата эта
часть Московской губернии. Большей частью эти поездки
совершались под вечер, когда спадала жара и лошадей
меньше беспокоили мухи и слепни. Домой возвращались
уже почти в темноте. Вставала красная полная луна, ту
ман белой пеленой стлался вдоль реки и подбирался к
усадьбе. Приближаясь к дому, мы любили устраивать
скачки, не щадя усталых лошадей. Саша, на своем сером,
более крупном Мальчике, обычно обгонял нас с братом.
Конь этот был с норовом: в молодости его долго держа
ли в темной конюшне и потому зрение его было испор
чено; он пугался всего и шарахался в сторону, но Саша
привык к его замашкам и справлялся с ним довольно
хорошо.
Высокий белый конь, почуя
Прикосновение хлыста,
Уже волнуясь и танцуя,
Его выносит в ворота 2.
Саша необычайно хорошо относился к животным.
Особенно любил он собак, и они его любили. Ирландский
сеттер Марс, погибший от чумы в Шахматове, был од
ним из его любимцев. Позднее он постоянно возился а
гулял с таксой своей матери Крабом.
У дедушки была такса Пик. Умная и веселая собака
горячо любила своего хозяина. После смерти дедушки
Пик сделался угрюмым. Он привязался к Саше и охотно
всегда гулял с ним. Когда Пик издыхал от сердечного
припадка, лежа на полу в гостиной, при этом присутст
вовали все шахматовские обитатели, в том числе и Саша.
Пик взглянул на Сашу, завилял хвостом и опрокинулся
на бок. Его похоронили в саду и на могилу положили
камень.
Саша не любил общих прогулок. Охотно гулял лишь
с дедушкой Бекетовым. Это стремление к уединению
росло с годами. Позднее он совершал далекие прогулки
вдвоем с женой. Собаки всегда его сопровождали.
В свежие или дождливые вечера мы втроем после чая
забирались в гостиной («голубой комнате») на старинный
85
красного дерева диван, где по бокам лежали два мягких
валика и было много подушек. Мы бросались ими и
били ими друг друга. Наши матери и тетушки наблюда
ли за нами со смехом, но не без страха, опасаясь, чтобы