Выбрать главу

реть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».

Большое облегчение ему было, когда (уже позже, в

конце июня) мы сняли все картины, все рамки, и все ку­

пил и унес Василевский. Потом мебель — часть уноси­

лась, часть разбивалась для плиты 59.

<7>

29 <сентября 1921>

Трепетная нежность наших отношений никак не укла­

дывалась в обыденные, человеческие: брат — сестра,

отец — дочь... Нет!.. Больнее, нежнее, невозможней... И у

нас сразу же, с первого года нашей общей жизни, нача­

лась какая-то игра; мы для наших чувств нашли «маски»,

окружили себя выдуманными, но совсем живыми для нас

существами; наш язык стал совсем условный. Как, что —

«конкретно» сказать совсем невозможно, это совершенно

невоспринимаемо для третьего человека. Как отдаленное

отражение этого мира в стихах — и все твари лесные, и

все детское, и крабы и осел в «Соловьином саду». И по­

тому, что бы ни случалось с нами, как бы ни терза­

ла ж и з н ь , — у нас всегда был выход в этот мир, где мы

были незыблемо неразлучны, верны и чисты. В нем нам

всегда было легко и надежно, если мы даже и плакали

порой о земных наших бедах.

Когда Саша заболел, он не смог больше уходить туда.

Еще в середине мая он нарисовал карикатуру на себя —

оттуда; это было последнее. Болезнь отняла у него и этот

отдых. Только за неделю до смерти, очнувшись от за­

бытья, он спросил вдруг на нашем языке, отчего я вся в

с л е з а х , — последняя нежность.

СЕРГЕЙ ШТЕЙН

ВОСПОМИНАНИЯ

ОБ АЛЕКСАНДРЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ БЛОКЕ

<...>

Мое знакомство с Блоком относится к зиме 1902 года 1.

«Друзья чистой поэзии» из студенческой среды груп­

пировались тогда вокруг талантливого, но политически

непримиримого монархиста — приват-доцента Петербург­

ского университета Бориса Никольского, впоследствии за­

нимавшего профессорскую кафедру в Юрьевском универ­

ситете. Позднее, особенно же после бурного 1905 года, мы

с ним разошлись принципиально и резко, но в описы­

ваемое время его гостеприимный кабинет на Екатерин-

гофском проспекте по средам видел почти всю студенче­

скую пишущую братию.

Из старшего поколения здесь можно было встретить

барона А. Ф. Мейендорфа, бывшего товарища председа­

теля Государственной думы, Ив. Ив. Тхоржевского, впо­

следствии управляющего делами Совета министров, ху­

дожника И. Я. Билибина и других. Завсегдатаями, уже

из числа наших современников, были поэт-толстовец

Леонид Семенов (Тян-Шанский), эллинист Ал. Кондра­

тьев, рано погибший талантливый Виктор Поляков, ярый

тогда балетоман Ал. Аб. Виленкин и многие другие.

От литературных разговоров постепенно перешли к

делу — и решено было заняться издательством. Привлек­

ли художников из мастерской Репина с самим Ильей

Ефимовичем во главе, и постепенно составился иллюст­

рированный литературный сборник, появившийся в сле­

дующем 1902 году 2.

В один из зимних вечеров, когда в кабинете Николь­

ского заседала наша веселая молодая компания, среди

нас впервые появился скромный студент филолог с пра-

188

вильными чертами красивого, бледного лица, с застенчи­

выми манерами... Он принес несколько коротеньких сти­

хотворений для напечатания в студенческом сборнике.

Это был тогда еще никому не известный Александр

Блок.

Впоследствии в своей автобиографии, вошедшей в кни­

гу «Первые литературные шаги», Блок вспоминал об

этом своем дебюте в печати. «Борис Н и к о л ь с к и й , — писал

о н , — взял у меня два стихотворения и поместил в сту­

денческом сборнике, сильно их и с к а з и в , — впрочем, с

моего согласия» 3.

Признанию Блока охотно поверит каждый из участ­

ников литературных сред Никольского. Его редакторская

деспотичность и красный карандаш давали себя чувст­

вовать слишком часто.

Помнится, мы радушно встретили Блока, а Николь­

ский рекомендовал его нам как даровитого поэта в лест­

ных для начинающего выражениях 4. Но на Блока это

произвело весьма малое впечатление: равнодушно при­

нял он наши приветствия и при первой возможности по­

торопился уйти домой.

Он появлялся в кабинете Никольского потом еще не­

сколько раз, но всегда мимолетно, только по делу.

И хотя он, по-видимому, сторонился от нашей шумной

компании, но в этом отчуждении не было ничего оскор­

бительного. Чувствовалось, что здесь личное отсутствует: