читанных Блоком, «Девочка в розовом капоре» 3 пленила
меня больше всего; мне так захотелось прослушать еще
раз это стихотворение, что я обратилась к Блоку с доволь
но странной просьбой — прочитать мне его. Александр
Александрович охотно и просто согласился на это. Мы
стали оба за полуоткрытой дверью, и поэт прочел мне со
всей проникновенностью «Девочку в розовом капоре».
Собрание было многолюдно. Все присутствующие
читали свои стихи. Кузмин пел «Александрийские пес
ни». Вера Федоровна пела и декламировала. Кажется, в
первую же субботу был поставлен «Дифирамб» Вячесла
ва Иванова 4. Все наши актеры, скрытые занавесом,
изображали хор. Я читала слова пифии. В промежутках
между декламацией и пением весело болтали группами,
завязывались знакомства. Мелькали женские улыбки, ло
коны, шарфы... Вихреобразные движения Филипповой,
411
скользящая походка Мунт, пылающие глаза Волоховой,
усталые, пленительные движения Ивановой и, как горя
щий факел над в с е м , — сама Коммиссаржевская; все эти
женщины приветливо слушали, восхищались и восхища
ли, переносясь от одной группы писателей к другой.
Конец вечера Мунт, Иванова, Волохова и я провели
в компании Блока и Городецкого. Они оба мне вспомина
ются как-то нераздельно. Тут началось наше дружество.
Я попросила обоих поэтов дать мне стихи для чтения, и
оба охотно исполнили мою просьбу.
В следующую субботу я получила от Городецкого
собственноручно переписанную «Весну монастырскую» и
от Блока — «Вот явилась, заслонила всех нарядных, всех
подруг...» 5. Почему-то впоследствии Блок изменил в этом
стихотворении строки, которые особенно мне нравились.
Вместо напечатанных теперь — «золотой твой пояс стя
нут» и т. д., там было следующее: «Так пускай же ветер
будет петь обманы, петь шелка, пусть вовек не знают
люди, как узка твоя рука...» В такой редакции я всегда
и читала это стихотворение 6.
На втором собрании 7 Блок читал свою пьесу «Король
на площади». И еще более неотразимое впечатление он
произвел на нас. Поэт сидел за столом, голова его прихо
дилась между двумя красными свечами. Лицо, не скло
ненное над рукописью, только опущенные глаза. Я ду
маю, что та радость, которую я испытывала при ощуще
нии гармонии в существе поэта, охватывала и других
присутствующих.
Блок сам, его внешность, голос, манера чтения гар
монировали с его стихами. Пьеса, навеянная современ
ностью, получилась все же неожиданной и далекой от
надоевшей повседневности. Во время перерыва я услы
шала, как Блок сказал кому-то: «Зодчий и его дочь —
это кадеты». Я рассмеялась про себя, потому что мыслен
но поставила рядом с образом Зодчего думского говоруна
в визитке. Тогда я еще не привыкла к отображению дей
ствительности в стихах Блока. Всякий действительный
факт преображается в его творчестве. Такое же недоуме
ние вызвала у меня другая фраза Блока, тоже в самом
начале знакомства. Разговор зашел о стихотворении
«В голубой далекой спаленке твой ребенок опочил...»
Я спросила: «Ребенок умер?» — и получила ответ: «Мать
его задушила». Помню, что у меня вырвалось: «Не может
быть! Тут нет убийства!» Александр Александрович
412
улыбнулся и сказал: «Ну, просто умер, можно и так».
Несомненно, что в данном случае какое-то происшествие
из газет попало в мир блоковской поэзии и было выра
жено таким образом 8.
После небольшого перерыва, во время которого об
суждалась прочитанная пьеса 9, автора и других поэтов
попросили опять читать стихи. На этот раз Блок прочи
тал «Незнакомку» 10. H. Н. Волохова была тут, не подо
зревая, что сама явится ее воплощением 11. «По вечерам
над ресторанами...» имело наибольший успех. Этот вечер
можно считать началом тесной дружбы Александра Бло
ка с небольшой группой актеров, которая впоследствии
принимала участие в его «снежных хороводах»: H. Н. Во
лохова, Е. М. Мунт, В. В. Иванова, В. П. Веригина,
В. Э. Мейерхольд, Б. К. Пронин, позднее А. А. Голубев,
Случилось это, вероятно, потому, что мы больше всех
других хотели постоянно соприкасаться с миром Блока,
относились ко всему, что было связано с ним, с наиболь
шим азартом. Я вспоминаю Александра Александровича
в черном сюртуке, торжественного, но без всякой напы
щенности, и с ним рядом Городецкого — славного, во
всем настоящего, веселого, изобретательного и ориги
нального. От него веяло «древними поверьями» 12, сла