Ты смотришь вое той же пленной душой
В купол все тот же — звездный...
И смотришь в печали,
И снег синей...
Темные дали
439
И блистательный бег саней...
Вышина. Глубина. Снеговая тишь.
И ты молчишь.
И в душе твоей безнадежной
Та же легкая, пленная грусть...
И теперь, когда читаю эти строки, встают в моей па
мяти ночная поездка на Сестрорецкий вокзал в «снего
вой тиши». Впереди в маленьких санках две стройные
фигуры: поэта и Н. Н. Волоховой — с пленной грустью
в безнадежной душе, наш приезд на скромно освещенный
вокзал. Купол звездный отходит, печаль покидает Воло-
хову — ею овладевает Снежная Дева.
Здесь мы все баутты. Мы смеемся, пьем рислинг, де
лаемся легкими. Тут не поэт перед нами, а его двойник,
предводитель снежных масок. Мы говорим опять вдохно¬
венный вздор, насыщенный чем-то неизъяснимо чару
ющим. Это обворожительный юмор Блока, юмор, тая
щийся за словами, в полуулыбке, в металле голоса. Во
плотившаяся в Волоховой Незнакомка сидит тут рядом,
только у нее очи не «синие бездонные», у нее «черные
глаза, неизбежные глаза». Запрыгали огоньки веселья,
и опять «позвякивали миги».
И звенела влага в сердце...
И дразнил зеленый зайчик
В догоревшем хрустале.
Нам всем так понравилась эта поездка, что скоро мы
ее повторили опять по инициативе Блока. Н. П. <Быч
ков> уехал уже в Москву, и с нами ездил Ауслендер,
один из постоянных участников наших собраний.
«ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА»
Своеобразность выражения — это
начало и конец всякого искусства.
Гете
Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века, и жизнию иной,
И о земле позабывал.
Лермонтов
Последней постановкой сезона была пьеса Леонида
Андреева «Жизнь Человека», в которой Мейерхольд
одержал решительную победу. Между прочим, постанов-
440
ка произвела потрясающее впечатление на Блока, он
приходил почти на каждый спектакль и большей частью
смотрел из-за кулис. Ему особенно нравилось находить
ся у самой декорации. Кулис обычных не было: темные
провалы, которые казались бесконечными, колонны, ме
бель в пятнах электрического освещения. Освещенный
диван, стол, стулья или кровать, а кругом безграничный
мрак. Блок говорил, что тут он ощущает себя «в сфе
рах». Эту постановку Мейерхольда Александр Александ
рович очень хвалил. Об авторе он говорил Наталье Ни
колаевне: «Андреев глупее, чем его мысли, он сам не по
нимает, как он бывает громаден временами».
Режиссер исходил из ремарки автора: «Все как во
сне», и впечатление сна действительно получалось. Воз
никали видения, происходили события и исчезали, как
бы расплывались во мраке, потому что всех действую
щих лиц поглощал мрак, когда они уходили со сцены.
В свете лампы или люстры появлялись человеческие фи
гуры, волновались, действовали и вдруг куда-то скрыва
лись, и чем реальнее, чем страстнее были их речи, чем
ярче и конкретнее образы, тем страшнее казалась под
стерегающая их тьма.
После первого представления «Жизни Человека» мы
собрались, как всегда, у Веры Викторовны. За некото
рым исключением были те же лица, которые присутство
вали на вечере бумажных дам. Мы собрались в честь
Мейерхольда и нашей подруги Мунт, прекрасно игравшей
жену Человека. Мейерхольд, разумеется, в конце концов
оказался центром, вокруг которого все группировались в
этот вечер. Его хвалили без конца, вспоминая различные
моменты постановки. Хвалили и Андреева. Блок был за
метно взволнован, но больше молчал. Я видела, что он
потрясен пьесой, и мне стало неприятно. Блок и Андре
ев в моем представлении были такими разными, такими
далекими друг другу.
Мне лично Андреев был всегда глубоко чужд, и я
тут же решила это высказать, может быть, я несколько
преувеличенно раскритиковала пьесу за истерический
мрак. Блок сделал какое-то довольно резкое замечание
по поводу моей критики. Помню, что в этот момент мы
все сидели всё на том же воспетом в «Снежной маске»
диване: Блок на одном конце, прямо, как стрела, рядом
с Волоховой, я на другом, далеко от него. По правде ска
зать, я не обратила особенного внимания на его резкость,
441
потому что заранее знала, что он меня выругает за Анд
реева. Я чувствовала себя очень утомленной: последние
недели мы много репетировали, играли каждый вечер.
Несмотря на удачный спектакль, на успех Мейерхольда,