привезенные Блоком из Италии, он, между прочим, ука
зал на одну из фресок, изображающую Благовещение,
и сказал: «Как раз это Благовещение в моих стихах» 56.
Действительно, ангел на той картине был демоничный
«темноликий ангел с дерзкой ветвью», в темно-красных
развевающихся одеждах. После чтения «Итальянских
стихов» являлось особое настроение, как будто мы пере
носились в иной мир. То были образы и картины «его»
Италии. В такие вечера я чувствовала себя отделенной
от внешнего мира как бы завесой и заключенной в про
странстве, где царят только чары поэта. Такие моменты
460
искупали все дневные неприятности — мелочи жизни от
ступали далеко. Большею частью подобное настроение
приходило, когда мы бывали втроем. Иногда, кроме
меня, заходил еще кто-нибудь, часто Анна Ивановна
Менделеева. Случалось, что Александр Александрович
бывал веселым. В ту пору он изощрялся в стиле Ната
Пинкертона. Например, приглашая нас с Любовью Дмит
риевной в кинематограф на Петербургскую сторону, го
ворил: «Пойдемте через Темзу в Сити», а однажды, ког
да мы втроем шли по мосту через «Темзу» и впереди
нас оказался пьяный оборванец, едва державшийся на
ногах, Блок повернул ко мне голову и спросил с необык
новенно значительной интонацией: «Вы не находите, что
от этого джентльмена сильно пахнет виски?» В кинема
тографе Александр Александрович продолжал с нами
разговаривать в том же духе, мы смеялись и почти со
вершенно не обращали внимания на экран. Возвратились
домой очень веселые. За чаем Блок предложил мне пере
писываться и тотчас же написал письмо, которое, к со
жалению, пропало. Помню из него только несколько стро
чек; начиналось оно следующими словами: «Дорогая моя!
Сегодня приходил зет! Я ответил ему ударом кулака по
столу...» Дальше шли намеки на какие-то таинственные
события и ни с того, ни с сего фраза: «NN падает
в непрестанные обмороки». Кончалось письмо так: «Се
годня вечером я приеду за тобой на своем автомобиле,
в «Лештуков переулок» (там было совершено какое-то
преступление), и мы отправимся на мои золотые приис
ки. Постарайся обмануть тетку... Твой Александр Блок».
Передавая письмо через стол, Блок сказал: «Ответьте
мне, Валентина Петровна». Я немедленно исполнила его
просьбу и между прочим, когда дошло дело до обморока
NN, я написала «она». Александр Александрович спро
сил меня: «Разве NN — женщина?» Я удивилась тому,
что у него мужчина падает в непрестанные обмороки.
Александр Александрович чистосердечно сознался, что
он просто не думал, о ком писал. Так мы шутили весь
вечер, не предчувствуя мрачного периода в жизни Блока,
наступившего через несколько дней.
Александр Александрович совершенно неожиданно
серьезно заболел. Люба была настроена довольно мрачно
еще до этого. Основной тон ее был грустный, уже когда
я приехала. Она решила бросить сцену, но решение это
461
явилось, мне кажется, под влиянием Блока. Люба ничем
определенным не занималась. На мой вопрос, что она
делает, ответила: «Да ничего, книжки читаю». Такое
ничегонеделание было плохим знаком. Обычно Люба
чем-нибудь интересовалась. То изучала старую архитек
туру Петербурга, то фарфор, то кружево, то разыскивала
старинные журналы, причем все это делала основатель
но и серьезно, в ней сказывалась кровь ученой семьи.
Итак, незадолго до моего отъезда Блок заболел. Однаж
ды я пришла днем, он был дома, но сразу ко мне но вы
шел, появился только к обеду с завязанной щекой, го
ворил, что болят десны. После обеда сейчас же ушел
к себе. Через несколько дней я зашла проститься. Алек
сандр Александрович не вышел совсем. От Любови Дмит
риевны я узнала, что он очень страдает. Я уехала в Моск
ву, кажется, в начале ноября и встретилась с Блоками
только через два года.
ТЕРИОКСКИЙ ТЕАТР
Кто молод —
Расстанься с дольнею жизнью.
Блок
В благословенный день вздохнула
Душа у синих вод Невы.
Княжнин 57
Весной 1912 года, после зимнего сезона в провинции,
я приехала в Петербург вместе со своим мужем
Н. П. Бычковым. Он кончил Московское техническое
училище и получил место в Петербурге. Мы поселились
на Мытнинской набережной — на берегу Невы, против
Зимнего дворца и Адмиралтейства. Перед глазами у нас
была всегда волнующаяся Нева, стянутая каменным