Блок предавался онегинскому сплину, говорил, что Пуш
кина всю жизнь «рвало от скуки», что Пушкин ему осо
бенно близок своей мрачной хандрой.
Зачем, как тульский заседатель,
Я не лежу в параличе? 29
На столе у Блока лежали корректурные листы чет
вертого сборника стихов 30, он давал мне их на утренние
прогулки. Здесь были «Итальянские стихи», написанные
Блоком во время поездки в Италию, год назад, летом 31.
125
Путешествие по Италии имело для Блока большое
значение. Уже в его ранних стихах было много от италь
янских прерафаэлитов: и золото, и лазурь Беато Анже-
лико, и «белый конь, как цвет вишневый» 32, как на
фреске Беноццо Гоццоли во дворце Риккарди, и что-то
от влажности Боттичелли. И действительно, в Умбрии в
нем ожили напевы стихов о Прекрасной Даме.
С детских лет — видения и грезы,
Умбрии ласкающая мгла.
На оградах вспыхивают розы,
Тонкие поют колокола.
Особенно тонко почувствовал он Равенну, где «тень
Данта с профилем орлиным» пела ему о «новой жизни».
В стихотворении «Успение» он воспроизвел всю прелесть
треченто: 33
А выше по крутым оврагам
Поет ручей, цветет миндаль,
И над открытым саркофагом
Могильный ангел смотрит вдаль!
Здесь вновь дыхание миндальных цветов, как в юно
шеском подражании Экклесиасту:
Миндаль цветет на дне долины,
И влажным зноем дышит степь 34.
Но в некоторых из итальянских стихов меня неприят
но поразили мотивы «Гавриилиады» 35. Когда я сказал
об этом Блоку, он мрачно ответил: «Так и надо. Если б
я не написал «Незнакомку» и «Балаганчик», не было бы
написано и «Куликово поле».
За обедом мы говорили о моей предстоящей поездке в
Италию. Был серый, сырой день, белый туман окутывал
болота. «Поезжай в У м б р и ю , — сказал Б л о к . — Погода
там обыкновенно вот как здесь теперь».
На стене висела фотография Моны Лизы. Блок ука
зывал мне на фон Леонардо, на эти скалистые дали, и
говорил: «Все это — она, это просвечивает сквозь ее
лицо». Но в общем разговор не клеился. Мы больше шу
тили. Я уехал из Шахматова очень скоро и больше не
видал его.
Летом 1912 года, когда в моей жизни произошел весь
ма радостный для меня перелом 36, я, вспомнив старое,
написал Блоку интимное письмо, напоминавшее нашу
прежнюю переписку. Он отвечал мне с большим чувст
вом, но это было его последнее письмо ко мне 37.
126
Мы виделись еще несколько раз в Петербурге. Раз он
увез меня к себе пить чай после моего доклада в Рели
гиозно-философском обществе. Он жил тогда вместе с
матерью и отчимом Кублицким 38, который был генера
лом и занимал прекрасную квартиру на Офицерской, так
непохожую на бедную и темную квартиру казарм Гре
надерского полка, где протекала юность Блока и первые
годы его брачной жизни. Оба мы были тогда всецело
поглощены войной и Галицийский фронтом.
Грусть — ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...
Было то в темных Карпатах,
Было в Богемии дальней... 39
То же пелось и мне, я уезжал во Львов...
Последний раз виделись мы с моим троюродным бра
том в октябре 1915 года. Он жил вдвоем с Любовью
Дмитриевной, которая играла на сцене в театре Явор
ской. Очень он был грустен. Говорил, что совсем не пи
шет стихов и что, может быть, ему, как Фету, суждено
петь только в юности и старости. Когда я отказался от
третьей котлеты, он вдруг как-то взволновался и испуган
но проговорил: «Это ужасно, это ужасно! ты ничего не
ешь». О «главном» мы не говорили, зато в некоторых
вопросах «не главных» очень поняли друг друга. Блок
был страшно увлечен Грибоедовым, говорил даже: «Он
мне дороже Пушкина». Развивал мысль о «пушкинско-
грибоедовской культуре», которая, по его мнению, была
уничтожена Белинским, отцом современной интеллиген
ции. Он готовил к печати издание стихов Аполлона Гри
горьева, где в предисловии порядком доставалось «неисто
вому Виссариону».
Больше мы не встречались. В августе 1921 года в
Отнаробе 40 городка Балашова, где я жил, была получе
на телеграмма о смерти Блока. Вскоре я получил от
Белого письмо с подробным описанием последних меся
цев жизни друга моего детства. Образ молодого Блока
возник передо мною, и мне захотелось поделиться моими
воспоминаниями с теми, кому дорога память преждевре
менно угасшего поэта.
Декабрь 1921
M. A. РЫБНИКОВА
БЛОК В РОЛИ ГАМЛЕТА И ДОН-ЖУАНА