ламировал: — «Как в нем яркое пламя то вспыхнет порой,
то...» Тут я, наверное, буду путать. Забыл...
— С т р а н н о , — опуская голову, сказал С т э н и ч , — чем
глупее, чем пошлее романс, тем он почему-то больше,
сильнее воздействует на человека. Я тоже люблю эту
чепуху про камин...
Блок сказал:
— И совсем не чепуха и не пошлость! Пошлость —
это когда говорят о презираемых порядочным человеком
ощущениях. А камин... он что же... конечно, он не печ
ка, он... как бы это сказать... он вовсе и не русская шту
ка, это Англия, Запад. Камин — синоним уюта. И в ро
мансе неверно то, что там сидят в одиночестве. В одино
честве не сидят у камина, разве что ждут кого-то. А ро
манс превосходный...
К костру подошли мужчины и женщины — им нужна
было не погреться, a постоять и послушать, они окинули
Блока и всех нас прощупывающим взглядом и вскоре
ушли. И когда мы снова остались одни, Блок сказал:
— Они нас за артистов приняли, думали, что им
представление устроим, споем что-нибудь...
От огня шло тепло, костер был сложен из огромных,
толстых плах, они хорошо горели. Искры летели изо
бильным фейерверком, и я обратил внимание на то, что
9 А. Блок в восп. совр., т. 2 257
Блок любуется полетом искр, подымает взгляд вслед ис
чезающим, тающим, сливающимся с мраком золотым
точкам, затем он опускает глаза, пытаясь подсмотреть
зарождение, вылет огненных струй. Взгляд Блока чу
точку ироничен, и мне становится хорошо и покойно
оттого, что я сижу рядом с большим русским поэтом, смот
рю на него, и мне дается даже нечто большее: я являюсь
свидетелем внутреннего распорядка его души, вот сию
минуту, ибо его заинтересованность искрами не есть
только обычное любопытство.
Кто-то привстал, переменил позу. Блок мельком
взглянул в ту сторону и, также привстав, чуть отодви
нулся от огня. Стэнич вынул из кармана пальто пачку
папирос и протянул ее Блоку:
— Курите, Александр Александрович, пожалуйста!
Блок растроганно-благодарно посмотрел на Стэнича,
на секунду посерьезнел, затем вытащил из пачки одну
папиросу и на предложение взять еще отрицательно по
качал головой.
— Страшная это вещь — т а б а к , — сказал он, носком
ботинка выковыривая из костра уголек и нагибаясь, что
бы закурить п а п и р о с у . — Табак, вино, книги...
— И ж е н щ и н ы , — добавил Стэнич.
— Да, но не в этом ряду, это совсем другая т е м а , —
строго отозвался Блок.
Резко поднялся и порывистым шагом отошел от огня.
Постоял немного, повернувшись к костру спиной, а затем
пошел по набережной. За ним поплелся я, почти рядом
со мною засеменил Вагинов, за ним Колбасьев и далеко
от нас Стэнич. Мы молча шли до Мариинского театра.
Здесь я ненароком, сам того не желая, перегнал Блока и,
сконфуженно поглядев на него, задержал шаг, чтобы
снова быть позади него.
— Что же у вас со стихами? — спросил он, принорав
ливаясь к моему шагу.
Голос у него глухой, усталый. Я что-то ответил.
Блок сказал: «Хорошо, хорошо», — и уже молчал до са
мого дома. Подле ворот на набережной Пряжки он снял
перчатки, каждому подал руку, пожатие было крепкое,
горячее, сухое. Сказал: «До свидания, товарищи!» — и
пошел не к себе, в дом, а по тротуару, в сторону Мойки.
Видимо, ему надобно было побыть одному, что-то обду
мать, отдохнуть от людей...
С. АЛЯНСКИЙ
ВСТРЕЧИ С АЛЕКСАНДРОМ БЛОКОМ
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С АЛЕКСАНДРОМ БЛОКОМ 1
Дверь открыла высокая белокурая женщина. Она с
любопытством рассматривала меня умными, улыбающи
мися, слегка прищуренными глазами.
Позднее я узнал, что это была жена поэта, Любовь
Дмитриевна.
Она провела меня в большую комнату, примыкавшую
к передней, в кабинет Александра Александровича.
По дороге на Офицерскую я пытался представить се
бе внешность Александра Блока. Мне была известна
лишь одна широко распространенная его фотография
1907 года. Молодой, двадцатисемилетний поэт, с длин
ными кудрявыми волосами, снят на ней в черной руба
хе, с большим белым отложным воротником, какие то
гда носили художники.
Какой он сейчас, через одиннадцать лет?..
Был светлый летний петербургский вечер. В простор
ной комнате было пустовато. В глубине, у окна, стоял
небольшой письменный стол и на некотором расстоянии
от него — диван. В другом конце кабинета, против вхо
да из передней, в углу стоял другой, небольшой круглый