стол, покрытый плюшевой скатертью. Вокруг стола было
несколько простых ореховых кресел. У стены, против
окон, стоял книжный шкаф.
Такую обстановку можно было встретить в квартире
людей со средним достатком.
Не успел я как следует осмотреться, как справа, из
другой двери, легкой походкой вышел стройный, краси
вый человек с немного откинутой назад головой Апол
лона.
9*
259
Он был выше среднего роста, хорошо сложен. Вью
щиеся волосы светло-пепельного цвета были коротко
подстрижены. Запомнилось еще, что края губ были чуть
опущены. На нем был обыкновенный светло-серый
костюм.
Человек, которого я увидел, мало чем напоминал из
вестную фотографию поэта. Я не сразу узнал его. Он
подошел ко мне, улыбнулся, протянул руку и глухова
тым голосом назвал себя.
Заметив мою растерянность, Блок сам заговорил о
цели моего прихода.
— Вам нужны мои книги?.. Садитесь, пожалуйста, и
расскажите о себе подробнее. Кто вы? Где учились? Где
вы служили в армии? (Я был в солдатской одежде.) Что
у вас за книжная лавка? Какие из моих книг вам нужны?
Жена рассказала про ваш телефонный звонок, и мне за
хотелось познакомиться с вами. Расскажите о себе по
д р о б н е е , — повторил он, тепло и дружески улыбаясь.
Я начал рассказ о себе с того, что первые три клас
са учился во Введенской гимназии, а с четвертого пе
решел в гимназию Столбцова.
Вдруг Блок остановил меня вопросом:
— Вы учились во Введенской гимназии? Ведь я то
же там учился, я окончил Введенскую. Скажите, каких
преподавателей вы там запомнили?
Я назвал несколько фамилий и среди них препода
вателя русского языка Ивана Яковлевича Киприяновича
и латиниста, фамилию которого никто из гимназистов не
знал, все звали его просто Арноштом; было ли это имя
или прозвище, не помню.
Александр Александрович оживился, улыбнулся и
сказал:
— Очень интересно. Ведь я тоже учился у Киприя-
новича и Арношта очень хорошо помню. Киприянович,
должно быть, при вас совсем уже старенький был, при
мне уже он был седым. Знаете, я у него по русскому язы
ку никогда больше четверки получить не мог. А у вас
какая отметка была по русскому?
И дернуло меня сказать, что у меня была пятерка!
Но тут же, спохватившись и поняв всю чудовищную
нелепость моей пятерки по русскому рядом с че
тверкой поэта Блока, я сконфузился и поспешил до
бавить, что моя пятерка была не за грамоту, а за хоро
ший почерк, который Киприянович высоко ценил. Но
260
этого мне показалось недостаточным, и, чтобы укрепить
свое объяснение пятерки хорошим почерком, добавил
еще, что только благодаря почерку я попал в гимназию,
несмотря на процентную норму.
Все это было чистой правдой, но в голове мелькнуло,
что со стороны моя настойчивая ссылка на почерк мог
ла показаться неубедительной и даже подозрительной.
И вот, чтобы окончательно оправдаться в моей злосчаст
ной пятерке и чтобы подчеркнуть, какое значение в
моей жизни имел хороший почерк, я вспомнил, что пер
вый мой заработок я принес домой из газеты «Речь» и
что он тоже был связан с моим хорошим почерком. Тут
Блок остановил меня.
— Как из газеты «Речь»? Что вы там делали? — изу
мился он.
Я рассказал, что в «Речи» после подписной кампа
нии в продолжение целого месяца каждый вечер писал
адреса провинциальных подписчиков газеты. Это было,
когда я учился во втором классе гимназии. Блок просил
рассказать об этом подробнее, и я рассказал, как я по
пал на эту работу и какова была ее техника.
Блок слушал меня внимательно и продолжал расспра
шивать: спросил о родителях, братьях, сестре, а когда
и эта тема была исчерпана, он опять, заговорив о Вве
денской гимназии, вдруг задал вопрос: куда выходили
окна моего класса.
Узнав, что классы у нас были разные, Блок расска
зал, что в его классе окна выходили на Большой про
спект и что в нем однажды произошел случай, прошу
мевший на всю гимназию. Это было в шестом классе.
Как-то на перемене одноклассник Блока, славившийся
большой силой и ловкостью, разыгрался со стулом учите
ля, манипулировал им, подбрасывая и ловя его на лету
то за ножку, то за спинку. Товарищи, следившие за
этой эквилибристикой, вдруг ахнули, увидев, как стул
бесшумно вылетел в открытое окно, не задев, к счастью,
ни стекла, ни рамы.
Хорошо, что под окном был небольшой палисадник
и стул упал прямо на кусты.
И надо же, как раз в этот момент директор входил с