грустные мысли. И опять — чувство, будто мы действи
тельно были старыми друзьями, которые увиделись по
сле долгой разлуки.
Я задал вопрос о том, как была написана поэма «Две
надцать», и Александр Александрович охотно рассказал:
— Поэма писалась довольно быстро. Стояли необык
новенно вьюжные дни. Сначала были написаны отдель
ные строфы, но не в том порядке, в каком они оказались
в окончательной редакции.
Блок тут же достал черновую рукопись. Я заметил,
что в ней мало зачеркнутых строк, а на полях написаны
варианты.
— Слова «Шоколад Миньон жрала» принадлежат
Любови Д м и т р и е в н е , — сообщил Б л о к . — У меня было
«Юбкой улицу мела», а юбки теперь носят короткие.
На мою просьбу прочитать поэму вслух Александр
Александрович сказал, что ни разу вслух «Двенадцать» не
читал и прочитать не сумеет. Поэтому читает его жена,
Любовь Дмитриевна, она актриса.
— Послушайте ее как-нибудь, интересно, понравит
ся ли вам ее ч т е н и е , — добавил Александр Александро
вич.
В этот вечер я был приглашен в столовую к чаю.
Небольшая, соседняя с кабинетом комната была ме
блирована очень скромно: посередине комнаты, под лам
пой с большим абажуром, стоял прямоугольный стол, а
вокруг него несколько венских стульев да вблизи, у
с т е н к и , — простенький буфет. Вот и вся обстановка, ко
торую я заметил в столовой. В этом доме, подумал я,
как видно, к изысканным вещам склонности нет.
За столом сидели знакомая мне Любовь Дмитриевна
и незнакомая маленькая седенькая старушка, которой
Блок представил меня: это была Александра Андреевна,
мать поэта.
Любовь Дмитриевна сидела за самоваром и разлива
ла чай. Она задала веселый тон общему разговору, ко-
266
торый вертелся вначале вокруг всяких городских ново¬
стей, всевозможных слухов, носившихся по городу,
анекдотов и шуток.
Потом разговор зашел о театре, о постановках Всево
лода Эмильевича Мейерхольда.
Александр Александрович очень высоко ценил даро
вание Мейерхольда, питал к нему искреннюю симпатию и
дружил с ним, но к его ранним работам относился кри
тически. Завязался спор, в котором Любовь Дмитриевна
оказалась на моей стороне, что меня очень порадовало.
(Позднее я узнал, что Любовь Дмитриевна вместе с
актрисами В. П. Веригиной и H. Н. Волоховой работала
в давние времена в театре под руководством Мейерхоль
да.)
Когда за потухшим самоваром мы остались вдвоем,
Александр Александрович снова спросил меня о моих
планах. Выслушав меня, он сказал:
— Мне хочется помочь вашим издательским планам,
но я не могу нарушить договор с издательством «Зем
ля». Так вот что я придумал. Есть у меня мало кому
известная поэма «Соловьиный сад». Она была напечатана
только в газете и не вошла в собрание стихотворений. Эта
поэма у меня свободна. Может быть, ее можно и стоит
издать маленькой книжечкой. Я приготовил ее для вас.
Возьмите, почитайте и, если она понравится вам, попро
буйте ее издать для начала. Больших затрат это издание
не потребует.
Блок передал мне несколько листиков бумаги, на ко
торых аккуратно были наклеены вырезанные из газеты
столбцы набора поэмы «Соловьиный сад».
От неожиданности я растерялся и онемел. Пока раз
говоры касались проектов и планов вообще, я довольно
бойко и даже горячо рассуждал, но что я могу сделать
практически? Блок предлагает вполне конкретное дело:
надо вот эти несколько листиков превратить в книгу.
Что делать? Как быть? Что-то надо ответить, а что — не
знаю. Быть может, надо сказать спасибо, а может быть,
спросить про гонорар, или о корректуре, или еще о
чем-нибудь.
Откуда я мог знать, что нужно в этом случае гово
рить или делать?
Замешательство и страдание, должно быть, отрази
лись на моем лице, и Блок опять прочитал мои мысля,
мою тревогу и опять поспешил мне на помощь:
267
— Не надо давать мне сейчас никакого ответа, про
читайте поэму дома, спокойно подумайте, посоветуйтесь
с вашим другом Васильевым и решите, стоит ли печатать
ее отдельно. К сожалению, у меня ничего другого нет,
а мне хочется поддержать вас. Я верю в вас.
Смущенный, взволнованный и тронутый расположе
нием Блока, я отправился домой. По дороге я вспомнил
все резонные соображения Васильева о предстоящих
трудностях. Но могу ли я обмануть доверие Блока? Нет,
я твердо решил, что эту книжечку обязательно издам.