ная, но в результате некоторых усилий и сложных ухи
щрений гостям было предложено роскошное по тем вре
менам угощение. «Гвоздем» стола было блюдо — гордость
главного повара Дома ученых, бывшего раньше главным
поваром ресторана «Вилла Р о д э » , — форшмак из воблы и
мороженой картошки. Блюдо имело большой успех; ду
маю, однако, что и не такое знатное угощение имело бы
успех. На столе были еще селедка, вобла и какие-то кор
жики. К этой закуске удалось раздобыть три бутылки
чистого спирта.
Когда все гости собрались, Александр Александрович
начал разговор о «Записках мечтателей», но длился он
недолго.
Все приготовления к ужину были закончены, гостей
пригласили придвинуться к столу и там продолжать бе
седу. Но тут разговор не клеился, пошли юбилейные ре
чи и тосты.
Блок хотел вернуться к обсуждению, но это ни к чему
не привело. Разговор вспыхивал на мгновение и тут же
затухал.
Для обсуждения серьезных вопросов оказалось много
вато вина и маловато закуски. Гости скоро захмелели,
и, как бывает в таких случаях, голоса становились гром
че, а речи нескладней. Было трудно следить за мыслью
говоривших.
Деловой разговор так и не состоялся.
В то время Петроград был на осадном положении, и
по приказу властей после определенного часа хождение
по улицам без специального пропуска запрещалось. Ноч
ные патрули в городе останавливали не только запоздав-
292
ших пешеходов на улицах, но заглядывали иногда и в
квартиры, проверяли, кто живет в них, а главным обра
зом — скрывающихся, о которых ничего не было извест
но домкомбеду (домовый комитет бедноты).
Мои гости никаких пропусков не имели, поэтому боль
шинство из них разошлись по домам до запретного часа.
Остались только те, кто либо жил далеко, либо был рас
положен еще посидеть: Блок, Белый, Анненков и Соло
вьев. Некоторое время мы сидели за столом, допивая
вино, но постепенно сон начал одолевать гостей. Аннен
ков с Соловьевым устроились кое-как на оттоманке и
скоро заснули. Белый дремал, сидя в кресле, а Блок и
я оказались крепче других; мы уселись у письменного
стола, который стоял у окна, как раз напротив передней,
и о чем-то полушепотом говорили.
Наконец и нас одолела дремота, и мы прикорнули
здесь же, у стола.
Осторожный стук в дверь разбудил меня.
«Нет, это не п а т р у л ь , — подумал я, — те стучат громко,
по-хозяйски, те не стесняются р а з б у д и т ь , — нет, это не
они».
Однако кто же это мог быть в столь поздний час?
Открыв дверь, я увидел человека в кожаной куртке
и двух матросов, увешанных патронными лентами, с вин
товками за плечами.
— Вы здесь хозяин? — спросил человек в кожаном,
входя в переднюю.
— Да, я, но я очень прошу вас говорить потише, там
у меня несколько человек спят, не хотелось бы их бу
дить.
— Имеется ли среди них кто-нибудь из посторонних,
не прописанных здесь? — спросил он потише.
— Да, имеются. Мы праздновали день рождения, и
тем, кто живет далеко, пришлось остаться. Там, видите,
у стола, дремлет поэт Александр Б л о к , — показал я ему
издали на дремавшего Александра Александровича, — он
остался здесь потому, что живет очень далеко, на конце
Офицерской, угол Пряжки, он не успел бы домой до за
претного часа.
— Как, Александр Блок? Тот самый Александр Блок,
который написал «Двенадцать»? — спросил он шепотом и
вышел из передней в общий коридор, жестом приглашая
и меня выйти.
— Да, тот самый Александр Александрович Блок.
293
— А еще кто у вас остался? — спросил он, прикрывая
дверь.
Я назвал оставшихся и сказал, что все эти люди при
частны к искусству.
— А почему вы не сообщили в домкомбед о том, что
у вас остаются ночевать гости?
— Да потому, что никто из них не собирался оста
ваться, просто они задержались дольше, чем думали.
Человек в кожаной куртке на минуту задумался.
— Хорошо. На этот раз я вам поверю, но на буду
щее время, если не успеете предварительно, сообщайте
об оставшихся у вас в домкомбед сразу после наступле
ния запретного часа. Считайте, что на этот раз вам по
везло. Хорошо, что я сам оказался с патрулем, иначе
ваша именинная ночь была бы нарушена: всем вам при
шлось бы прогуляться для выяснения личности. Запо
мните э т о , — закончил он, повернулся, дал знак матросам,
и все они удалились.
Я остался у дверей, провожая патруль глазами. Прой