Переходим в столовую и пьем чай. Молчаливо присут
ствует Любовь Дмитриевна, жена А. А. Большой люби
тель чаепития, А. А. совершает этот обряд истово и не
торопливо. Курит, с глубоким вздохом затягиваясь. В из
гибе крупных пальцев, крепко сжимающих папиросу,
затаенная, сдержанная страсть.
Прощаюсь — и заранее знаю, что в последний миг
встречу глубокий, чистый и пристальный взор, как бы
договаривающий недоговоренное.
Тогда, в 1906 году, начал встречаться с Блоком и у
общих наших знакомых — на вечерах у гостеприимного
А. А. Кондратьева, патетического Пяста, на «средах» у
Вячеслава Иванова. А. А., покончивший только что с
государственными экзаменами, вновь стал доступен дру
жеской среде. Помню его здоровым, крепким, светло улы
бающимся — как входит он, с тревожной надеждой ожи
даемый многими, держа руку с отставленным слегка лок
тем в кармане пиджака, с поднятою высоко головою.
В кругу тех, кого он называл друзьями, был он признан
и почтительно вознесен; но ни с кем не переходя на ко
роткую ногу, не впадая в сколько-нибудь фамильярный
тон, оставался неизменно скромен и прост и ко всем
благожелателен. Деликатный и внимательный, одаренный
к тому же поразительной памятью, никогда не забывал
он, однажды узнав, имени и отчества даже случайных
16
знакомых, выгодно отличаясь этим от рассеянных маэ
стро, имя которым легион. Молчаливый в общем, ни на
секунду не уходил в обществе в себя и не впадал в за
думчивость. Принимая, наряду с другими, участие в бе
седе, избегал споров; в каждый момент готов был разде
лить общее веселье. На вечере у Пяста слушал, сочувст
венно улыбаясь, пародии Потемкина на себя, на А. Бе
лого, на Вячеслава Иванова; принял потом, как и все,
участие в неизменных буримэ и, чуждый притязаний на
остроумие, писал на бумажке незамысловатые слова.
Так, сидя рядом со мной и получив от меня начало:
Близятся выборы в Думу,
Граждане, к урнам с п е ш и т е , —
продолжил он приблизительно в таком роде:
Держите, ловите свирепую пуму,
Ловите, ловите, держите! 7
Еще не так давно, в минувшем 1920 году, придя на
собрание Союза поэтов, уставший и измученный, играл
он, вместе со многими, ему далекими и чуждыми, в ту
же игру — и не стяжал, конечно, приза 8.
«Чуждый притязаний на о с т р о у м и е » , — написал я
выше. Можно сказать больше. Остроумие, как таковое,
как одно из качеств, украшающих обыденного человека,
вовсе не свойственно было А. А. и, проявляемое другими,
не располагало его в свою пользу. Есть, очевидно, уро
вень душевной высоты, начиная от которого обычные че
ловеческие добродетели перестают быть добродетелями.
Недаром в демонологии Блока столь устрашающую роль
играют «испытанные остряки»: их томительный облик,
наряду с другими гнетущими явлениями, предваряет при
шествие Незнакомки в стихах и в пьесе того же имени.
Представить себе Блока острословящим столь же трудно,
как и громко смеющимся. Припоминаю — смеющимся я
никогда не видел А. А., как не видел его унылым, ду
шевно опустившимся, рассеянным, напевающим что-либо
или насвистывающим. Улыбка заменяла ему смех. В со
ответствии с душевным состоянием переходила она от
блаженно-созерцательной к внимательно-нежной, мягко-
участливой; отражая надвигающуюся боль, становилась
горестно-строгой, гневной, мученически-гордой. Те же, не
поддающиеся внешнему, мимическому и звуковому опре
делению, переходы присущи были и его взору, всегда
17
пристальному и открытому, и голосу, напряженному и
страстному. Но в то время, в годы, когда создавалась
«Нечаянная Радость», и улыбка, и взор, и голос запо
мнились мне светлыми и спокойными. Магическое таилось
в тайниках души, не возмущаемое соприкосновениями со
стихиями жизни. «Так. Неизменно все, как было» — эти
стихи записал мне в альбом А. А. в конце 1906 года, объ
яснив, что в них ответ на мои смутные, вновь и вновь вы
сказываемые опасения измены...
В числе немногих посещал Блок в то время милого
и гостеприимного, благодушного не без лукавства
А. А. Кондратьева. Вечера, на которые хозяин собирал
гостей, не стесняясь различием школ и вкусов, проходили
шумно и не без обильных возлияний. А. А. не отстранял
ся от участия в общем веселье. Помню вечер, затянув
шийся до утра, когда выпито было все, что нашлось в
доме, вплоть до только что заготовленной впрок наливки.
Среди гостей, расположившихся в вольных позах на ди